Я убедилась, что он прекрасно ведет светскую беседу.
И нехотя должна признать, что, возможно, между нами и есть что-то общее.
Но ничего серьезного.
Я смотрю на пейзаж за окном. Южные леса переходят в равнины центральных графств, а за ними возникает суровая готика северных холмов. Еще утро, но небо северного Йоркшира лиловеет от красновато-синих облаков. Не тех кусков ваты, что рисуют в учебниках, а густых, живописных, напоминающих широкий мазок, сделанный детской рукой. Это необычайно красиво.
И мимолетно – пролетает, оставшись только в памяти.
Я позвонила Бейлу по мобильному – объяснить, чем занята. Этот трудный разговор я вела из маленькой провонявшей мочой уборной с ненадежным замком, сделанным специально для того, чтобы пассажиры там не задерживались.
– Если мы уговорим его участвовать, я на несколько недель сделаю его лицом нашей программы и у него несколько месяцев будет свое чат-шоу, – с энтузиазмом убеждаю я Бейла.
– Это хорошо. А Фи справится одна?
Я вдохновенно возношу ей похвалы. Убедить его трудно: он недоверчив, что вполне объяснимо. Он колеблется, пытаясь решить, стоит ли этот план моего отсутствия на работе. Я чувствую его нерешительность, удесятеряю свое обаяние и обещаю ему, что это займет только два дня и я вернусь в ночь на вторник, чтобы успеть к съемке в среду. И все время твержу, что он может мне звонить.
Когда мы прибыли в Дарлингтон, нас ждал брат Даррена. Его зовут Ричард. Ричард моложе Даррена на три года, но крепче (все дело в рыбе с чипсами и йоркширском пудинге) и поэтому выглядит чуть старше. Даррен много рассказывал мне о семье. Еще у него есть сестра Сара, ей тридцать семь лет, она замужем, и у нее трое детей. Даррену, как и мне, тридцать три. Ричарду тридцать, он помолвлен с Шелли. И есть еще Линда, рождение которой стало для мистера и миссис Смит настоящим сюрпризом. Ей семнадцать. Даррен единственный из них, кто уехал из родного города. Нужно бы узнать, почему. Ричард и Шелли покупают дом недалеко от родительского. Сара с семьей живет в соседней деревне. Я запоминаю все эти детали, чтобы доставить ему удовольствие и заслужить расположение его семьи.
Эти двое, Даррен и Ричард, с ребяческой непосредственностью лупят друг друга по спине. Они не обнимаются и не демонстрируют родственных чувств, но ясно, что они рады видеть друг друга.
– Ричард, познакомься, это Кэс. – Даррен замялся и добавил: – Моя подруга. – Удивительно, но я довольна, что меня представили именно так, и награждаю Ричарда самой обворожительной из своих улыбок. Он, ясное дело, очарован и бросается помочь мне с багажом. Я ловлю взгляд Даррена, и мне хочется знать, заметил ли он, какое впечатление я произвела на Ричарда. Кажется, он чуть улыбнулся.
Я хочу поскорее покинуть вокзал. Не потому, что он мне не нравится – тут есть все, что обычно бывает на вокзалах: маленький магазин, кафе-кондитерская и вонючие уборные. Но это вокзал, а я стараюсь избегать общественного транспорта. И все же я не в восторге, когда вижу машину Ричарда.
– «Эскорт»? – спрашиваю я, надеясь, что это ошибка.
– Да. Та, с красными дверцами, – говорит Ричард.
– Та, синяя, – прибавляет Даррен для полной ясности. Скрывая раздражение, я сажусь в машину и делю сиденье с меховой игрушкой на лобовое стекло (честное слово) и горой конфетных фантиков, на которые перевели целый лес.
Пока мы ехали из Дарлингтона в Уитби, я больше молчала, чтобы дать Даррену и Ричарду обменяться новостями. Я – единственная дочь и потому зачарованно слушаю, как общаются между собой братья и сестры. Ричард явно рад, что Даррен неожиданно решил их навестить. Не могу себе представить, чтобы мой приезд мог вызвать у кого-нибудь такую радость. Не считая, конечно, Харви Никса, моего личного агента, – он всегда приходит в экстаз, когда видит меня.
Когда Ричард спросил Даррена, как ему удалось взять отпуск, а Даррен ему солгал, я вдруг почувствовала облегчение. И уж совсем успокоилась, когда Даррен сказал, что мы познакомились на интервью. Ричард явно хочет, чтобы я участвовала в их беседе, и старается вовлечь меня в разговор, рассказывая, где мы едем.
– Мы едем по А-66 на восток, а могли ехать и по новой дороге. По обеим можно выехать на А-171, которая ведет в Уитби.
Я не очень понимаю, о чем тут говорить. Эта романтика объездных путей и дорог, по которым «было бы ехать лучше», существует исключительно для мужчин. Я кивнула, ничего не сказав, отвернулась и стала смотреть в окно.
Я в незнакомой стране. У Ричарда акцент, а ландшафт так непривычен для глаза. Потрясающие пейзажи со стадами овец эклектически смешиваются с современностью – новыми огромными стадионами и сложными конструкциями мостов, и с уютной милой старомодной бедностью павильонов для бинго и заколоченных досками магазинов. Женщины, стоящие на сельских автобусных остановках, похожи друг на друга. Все они полные и усталые. Неужели это никогда не кончится? «Эскорт» Ричарда останавливается ненадолго на красный свет, и я рассматриваю их вблизи. Одна женщина стоит на автобусной остановке, а другая что-то кричит ей издалека. И та задерживает автобус, пока вторая не дотащит хозяйственные сумки и свой избыточный вес. Водитель оживляется, он рад этому происшествию, и его, кажется, не очень раздражает задержка. Пока женщина поднимается в автобус, все остальные пассажиры кричат и машут ей руками. Может, я что-то упустила? Может, она знаменита? Нет, я ее не знаю. Но создается впечатление, что это так, иначе почему же еще все к ней так внимательны? Теплота, с которой они относятся друг к другу, на миг обдает меня странным жаром.
Это просто удивительно, если учесть, что стоит арктический холод.
Как в военные времена, мужчины на улицах или очень молоды, или очень стары. Они плохо питаются. Поэтому молодые парни выглядят худыми и сексуальными, а старики – жалкими. Я пытаюсь припомнить что-нибудь из школьных уроков географии и новостей восьмидесятых годов. Северный Йоркшир, кажется, не относится к районам, обедневшим после закрытия шахт. Нет, точно нет. Этот регион пострадал после развала судостроения. Непонятно, где же мужчины средних лет. Может, они уехали куда-то на своих велосипедах? А может, все они сейчас собрались в Клубе грузового флота.
Я вздыхаю, теряя интерес к собственным мыслям. Следующая фаза скуки. Я закуриваю. Ричард посмотрел на меня в зеркало, и, чтобы не показаться невоспитанной, я немного опускаю стекло. Это очень деликатно с моей стороны в такую холодную погоду.
– Не могли бы вы не курить? – вдруг просит Ричард.
Мне неуютно и хочется ответить: нет, совершенно не могу. У меня привычка, тридцать сигарет в день, и эту привычку надо подкармливать. У меня бешеный обмен веществ. Вместо этого я фальшиво улыбаюсь и выбрасываю сигарету в окно. Ричард меня не благодарит, а лишь коротко кивает. Удивительно. Мне казалось, я ему нравлюсь. Обычно я произвожу на мужчин почти такое же впечатление, как лицензия на печатание денег, или хотя бы сертификат, освобождающий меня от обещания не курить. Почему же эти двое Смитов так себя ведут? У них что, гормонов нет?
