— Я поняла.
— Все равно посмотри, — сказал Джек, повернув руками се голову. — Они пушистые, ярко-зеленые. Нет, пожалуй, при таком освещении скорее голубовато-зеленые. А там, куда попадают лучи солнца, оттенок становится теплее, почти золотистым. — Он помолчал. — Это иголки так хорошо пахнут или кора?
— Не знаю. Неужели я виновата в том, что не умею рисовать — одна из всей семьи?
Джек от удивления выпустил плечи Саманты.
— А то, что ты разбираешься в цветах, — крикнула она, отбежав на несколько футов, — еще не означает, что ты написал часть маминой картины! Если бы так было, то зачем бы она повесила ее в гостиной? Она с тобой развелась, вычеркнула тебя из своей жизни!
И, топнув ногой, она убежала, оставив Джека одного — с ощущением внезапной пустоты.
— Мой отец — полное ничтожество, — тяжело дыша, сказала Саманта. — По какому праву он здесь распоряжается? Он не может знать, чего хочет мама. Он не жил с ней шесть лет. Нет, больше! Это здесь он не был по крайней мере шесть лет. А может, и больше.
— Ну, Сэм, он не такой уж и плохой.
— Тебе с ним не жить. А за мной он все время следит, везде распоряжается, я даже не могу взять мамину одежду, потому что он все время там. Он говорит, что помогал маме рисовать, а когда я спросила, почему же тогда она нам об этом не говорила, ему нечего было ответить. Меня от него уже тошнит. Когда он здесь, я ничего не могу делать. Знаешь, чего он хочет? Он хочет, чтобы я заткнулась. Чтобы я была такой же молчаливой и послушной, как Хоуп. Но я не Хоуп. И не буду такой, как Хоуп!
— Не думаю, что он этого хочет. Он тебе когда-нибудь об этом говорил?
— И не скажет. Но я и так знаю. Я же вижу, как он смотрит на нее и как на меня!
— Мне показалось, что он приятный мужик.
— Это он хотел таким показаться. Это только игра.
— Но он, кажется, действительно беспокоится о твоей маме.
— Конечно! Потому что, если ей не станет лучше, ему придется заниматься нами, а значит, руки у него будут связаны. Чего ты так его защищаешь? Ты ведь и половины о нем не знаешь. Тебе бы стоило познакомиться с женщиной, с которой он встречается, с Джилл.
— Он что, собирается на ней жениться?
— Если женится, ей сильно не повезет. Он ненадежный тип. Сразу станет искать кого-нибудь получше.
— Ты хочешь сказать, что так было с твоей мамой?
— А почему же еще они развелись? — Прозвучал сигнал, означающий, что кто-то еще желает подключиться. — И почему ты его защищаешь? Ты ведь как будто моя подруга, Лидия! Ну, пока.
Она нажала клавишу. Это был Брендан. Обычно разговор с Лидией был гораздо предпочтительнее, но сейчас Саманта на нее злилась, поэтому решила поговорить с ним.
— Лидия — дрянь, — сразу заявила она.
— Выходит, ты уже знаешь насчет вечеринки?
— Что знаю?
— Разве она тебе не говорила? Она должна была сказать.
— Что сказать?
Последовала пауза, затем Брендан промямлил:
— Наверное, тебе лучше самой ей позвонить.
— Скажи мне, в чем дело, Брендан!
— Ее родители остаются дома, — выпалил он.
— Что?
— Лидия проговорилась, что ребята потом вернутся, и тогда они решили все переиграть. Они всю ночь будут дома.
— Лидия проговорилась? — с презрением сказала Саманта. — Да как она могла так поступить!
— Другие родители начали звонить ее родителям, ее стали спрашивать, она и проговорилась.
— Я должна была сразу об этом догадаться! — Лидия с третьего класса была лучшей подругой Саманты, но в последнее время она стала чересчур мягкотелой. Она все время нервничала насчет вечеринки, боялась, что кто-нибудь откажется, ее родители дознаются почему и тогда ее накажут. — Нет, она настоящая дрянь. Она все испортила.
— Почему?
— Если ее родители останутся дома, о пиве придется забыть.
— Ну да, но моя мама считала, что ее родители и так собирались быть дома, так что у меня лично неприятностей не предвидится. Кроме того, они будут в другой комнате. Все не так плохо.
— Ну знаешь, ты такой же, как и Лидия! — Когда Брендан ничего не ответил, она презрительно фыркнула. — Этот бал будет очень скучным. Даже не знаю, хочется ли мне на него идти.
— Что ты имеешь в виду? — после долгого молчания спросил Брендан.
— Я могу и не пойти.
Он должен был бы запротестовать — на его месте она бы так и сделала. Но для Брендана это, по-видимому, уже чересчур.
— А как же я? — после еще одной паузы спросил он.
— Я думаю, ты должен пригласить Джен, — решила она.
— Ты так считаешь?
— Да.
— Ты действительно не хочешь идти?
— Действительно не хочу. Позвони Джен.
Он не нашелся что сказать, только выдавил из себя слабое:
— Ну ладно. Увидимся завтра.
Саманта в бешенстве бросила трубку. Она так ждала этого бала! Лимузины, пиво, вечеринка до утра! Она уже побывала на множестве танцулек, и если бы знала, что это будет всего лишь еще одна, то купила бы то бестолковое голубое платье, которое понравилось папе. Но ведь это бал, тут все должно было быть по-другому.
Спасибо тебе, Лидия! Спасибо тебе, Брендан! Нет у вас смелости. Не любите вы приключений. Все вы еще дети. Неужели только она уже не ребенок?
Впрочем, Саманта знала еще одного человека, который явно не был ребенком. Помедлив, она набрала его номер. Саманта знала его наизусть, так как звонила туда много раз. Но до сих пор она только молча дышала в трубку.
Ее пульс участился, когда она вновь услышала этот низкий, приятный голос — голос взрослого, семнадцатилетнего парня.
— Алло?
— Привет, Тиг. Это Саманта. Ну, из школьного автобуса.
— Кажется, я знаю Саманту из школьного автобуса, — судя по его голосу, заулыбался Тиг, — только вот ее не было всю неделю.
— Моя мама больна, так что папа сам возит меня в школу. Как дела?
— Теперь немного лучше. А то я уже начал было думать, что ты меня избегаешь.
— Ну что ты! — усмехнулась она. — Представляешь, я подхожу к папе — дескать, я хочу ездить автобусом, а он говорит, что он, мол, хочет возить мою сестру, а та отказывается без меня ехать. Так что пришлось приклеиться к машине.
— Так, значит, это твоя мама попала в аварию?
— Да, моя, — чувствуя собственную значимость, сказала Саманта. — Она ехала в Кармел, когда кто-то в нее врезался. Машина съехала с дороги и упала со скалы. Мама долго была под водой. Дыхание восстановили, но теперь она в коме, и неизвестно, очнется ли. Мы теперь все время проводим в ее палате.