– Понятно, – сказал я. – А что у тебя вызывает слово «повествовательные»? Ну, кроме жалости, разумеется…
– Нет повести печальнее на свете, чем повесть, опочившая в поэте, – скороговоркой сообщил боцман.
И где только он черпает такие афоризмы – до и после портвейна?
Кстати, «бар» назывался баром только потому, что мы с боцманом время от времени играли здесь в посетителя и бармена, чередуя свои амплуа. Это летнее «театральное заведение» находилось рядом с гостиницей Юлии Феликс и скоро должно было рухнуть в море. Как раз на прошлой неделе исчезла часть террасы, и мы отодвинули барную стойку подальше от обрыва.
– Ну так я пошел? – вслух размышлял боцман, все еще надеясь, что я сгоняю в гостиницу и притащу оттуда пару бутылок пива.
– Иди, – разрешил я. – Но могу дать один ценный совет… Не гуляйте вечером вдоль обрыва и возле гладиаторских казарм.
– А где они расположены? – уточнил боцман. – Я шведский турист и плохо ориентируюсь в Помпеях, вернее – совсем не ориентируюсь.
– Шведский турист? – переспросил я. – Тогда у нас возникла проблема… Чтобы держаться подальше от гладиаторских казарм, вам непременно надо знать, где эти казармы находятся. А как только узнаете – будет поздно держаться от них подальше.
– О-кей! – согласился боцман. – Однако какой из меня шведский турист без пива?
– Придурковатый, – оценил я. – Но в гостинице пиво тоже закончилось. Еще вчера.
– А разве Юлечка не собирается пополнить свои запасы? – осторожно осведомился боцман.
– Вроде бы нет, – заявил я, потому что эта беседа вокруг да около пива мне порядком осточертела и вызвала непроизвольное слюноотделение.
– Тогда пойду вытащу Юлечку и спрошу, – решил боцман и направился к так называемой вылазке, чтобы свистать всех наверх.
А я подумал-подумал, плюнул на бар и поплелся за ним, то и дело поглядывая на море, где «Юлечка и Сидулечка» плавали и загорали в голом виде. Правда, с обрыва их невозможно было разглядеть во всех деталях, а единственный капитанский бинокль куда-то запропастился.
– Изображение сексуальных сцен ради изображения считается порнографией, – заметил я, шагая следом за боцманом по самому краю обрыва. – А как называется текст, написанный ради текста?
– Не знаю, не пил, – ответил боцман, рискуя свалиться вниз и свернуть себе шею.
– А сколько здесь метров? – попробовал выяснить я высоту обрыва.
– Не знаю, не измерял, – отгавкался боцман. – А надо бы взять вашу литературу и бросить в синее море, чтобы пожрали ее киты.
– Так говорил Стасов, – пояснил я. – Правда, по поводу живописи.
– Да? – удивился боцман. – Со Стасовым я не пил.
Так мило беседуя, мы подошли к вылазке, благо тащиться было недалеко. Вдобавок отсюда открывался прелестный вид на Помпеи.
– Обратите внимание, – словно экскурсовод, заявил я, – на каком опасном расстоянии от обрыва находится здание Сената и Синода. А скоро и оно канет в Лету!
Но боцман вконец окрысился на мои театрально-литературные развлечения.
– Нет в Помпеях такого здания, – возразил он. – Сената и Синода.
– Да, – со вздохом сожаления признал я. – Я думаю, что Помпеи – это плод моего больного воображения. Яблоко или груша… О чернослив моих фантазий! О дыня моих причуд!
– Заканчивай, – насупился боцман. – Меня и так обвиняют в пособничестве!
– Кто?! – с негодованием воскликнул я, хотя ответ плавал в море на надувных матрасах.
Можно сказать, у меня под носом, если раздобыть бинокль.
– Э-эй! – заорал боцман в сторону моря, размахивая руками и стараясь привлечь к себе внимание. – Эге-гей!
Юлия Феликс что-то прокричала в ответ, но мы ничего не расслышали, кроме «…ись!» и еще раз «…ись!».
– Вот незадача, – огорчился боцман.
– А почему тебя называют боцманом? – спросил я.
– Отвяжись! – попросил боцман. – Разве не видишь, что человек мучается с похмелья?
– А еще меня интересует, – не унимался я, – где ты берешь спиртное, если в округе никаких магазинов нет.
– Может, она мне крикнула: «Отвяжись»? – терялся в догадках боцман. – Или что-нибудь похуже?
Но я сделал вид, что тоже озабочен своими проблемами и занят изучением так называемой вылазки. В общих чертах это приспособление состояло из толстой веревки, привязанной к металлическому костылю, который вогнали в землю по самую шляпку. И чтобы подняться наверх или спуститься вниз, надо было продемонстрировать незаурядные акробатические способности. Вдобавок вышеозначенная веревка кончалась где-то на середине, и девушкам приходилось карабкаться по обрыву, чтобы до нее добраться.
– Вообще-то они, – тут боцман кивнул в сторону моря, – называют меня Юлием Цезарем… За то, что я занимаюсь двумя делами одновременно.
– Какими? – полюбопытствовал я.
– Не знаю, – смутился боцман. – А чем промышлял этот Юлий Цезарь? Вот и я, наверное, делаю то же самое.
– Теперь понятно, – сообразил я. – Значит, не обманула меня подлая Юлия Феликс. Сказала, что встречу Юлия Цезаря, когда приеду в Помпеи, и вот результат.
– Скорее всего, – подтвердил боцман. – А спиртное я покупаю в определенных местах. Это мое ноу-хау…
– Дальше можешь не продолжать, – разрешил я. – Кстати, Юлия Феликс оставила для тебя деньги.
– Ну, ты, это, почему, столько, времени, вообще?! – через запятую возмутился боцман.
После чего мне пришлось вытащить деньги и передать их боцману.
– Я тут зажарился, как шашлык из баранины, пойди освежись, давно бы так! – выпалил боцман, сунул деньги себе в карман и поспешно удалился.
– Незаменимая личность, – подытожил я…
Уселся на краю обрыва и снова принялся размышлять о вечности, глядя, как Юлечка и Сидулечка нежатся на надувных матрасах…
[17]Надо заметить, что женщины любвеобильны до яблок – как увидят этот продукт любого сорта, так сами не свои. Ногами топают, ресницами хлопают – прямо кошмар, честное слово. Подавай им яблоко, и все тут! Что прародительница Ева (не знаю, как величать по отчеству), что три богини – Гера, Афина и Афродита. А сколько написано инструкций по этому поводу?
Пункт первый: Если у женщины в руках яблоко – считай, что это граната Ф-1 с радиусом поражения двести метров.
Пункт второй: Делай ноги!
Пункт третий: Не сделал ноги – пеняй на себя…
Однажды Гера, Афина и Афродита, три здоровые дуры, можно сказать стоеросовые, решили выяснить, кто из них больше вымахал. По всем параметрам. И устроили очередной конкурс красоты «Отчаянные домохозяйки», потому что в первом соревновании соискательниц было меньше, только Ева да змей, и явного фаворита установить не удалось. Хотя если судить о Еве по гравюрам Рембрандта, то победил змей. За явным преимуществом – и хвост длиннее, и рожа симпатичнее.
