Возвращаясь домой, Уильям поставил перед собой задачу. Победить Бенито. Сначала смутно, а затем живо и подробно, словно на киноэкране, он увидел, как это произойдет. Родина великодушно поддержит его. Бенгальские уланы и шотландцы в юбочках блокируют Джексонбург. Он во главе войска отодвигает тюремные засовы, собственными руками хватает Бенито, трясет его, как котенка, и бездыханного отбрасывает прочь. Кэтхен раненой птицей летит в его объятия, и он победно возвращается с ней в Таппок-магна… Любовь, патриотизм, жажда справедливости и личная ненависть клокотали в нем, когда он сел за машинку. Одного пальца было недостаточно, Он печатал десятью. Рычажки машинки вздыбливались одновременно, как иглы на дикобразе, застревали, и их приходилось распутывать. На бумаге возникали неожиданные анаграммы, буквы шли вперемешку с дробями и знаками препинания. Но он, несмотря ни на что, печатал.
Радиостанция закрывалась в девять. Без пяти девять Уильям швырнул на стойку пачку бумаги.
— Слать завтра, — сказал телеграфист.
— Сегодня, сейчас, — сказал Уильям.
— Сегодня нет. Сегодня праздник.
Уильям добавил к исписанным листам пригоршню банкнотов.
— Сейчас же, — сказал он.
— Хорошо.
И Уильям в одиночестве отправился ужинать к Попотакису.
9
— Две тысячи слов от Тапиока, — сказал мистер Солтер.
— Что-нибудь стоящее? — спросил главный редактор.
— Посмотрите.
Главный редактор посмотрел и увидел:
«ЗАГОВОР РУССКИХ… ПЕРЕВОРОТ… СВЕРЖЕНИЕ КОНСТИТУЦИОННОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА… КРАСНАЯ ДИКТАТУРА… КОЗА АТАКУЕТ ШЕФА ПОЛИЦИИ… АРЕСТ БЛОНДИНКИ… ГРОЗИТ НАСУЩНЫМ ИНТЕРЕСАМ БРИТАНИИ».
Этого было достаточно. Это была сенсация.
— Это сенсация, — сказал он. — Остановить машины в Манчестере и Глазго. Очистить линию в Белфаст и Париж. Освободить всю первую полосу. Выбросить «Нищенскую смерть королевы красоты». Достать фотографию Таппока.
— Не уверен, что она у нас есть.
— Позвоните его родственникам. Найдите его девушку! Не может быть, чтобы нигде в мире не было его фотографии.
— Он снимался для паспорта, — неуверенно сказал мистер Солтер, — но я, помню, подумал тогда, как плохо он вышел.
— Это не имеет значения. Даже если он похож на бабуина…
— Именно на него…
— Отведите под фотографию две колонки. У нас уже месяц не было зарубежного сообщения для первой полосы.
Когда с машин сошли последние экземпляры газет, понесших сенсационное сообщение Уильяма в два миллиона равнодушных домов, мистер Солтер покинул редакцию.
Жена еще не спала.
— Я приготовила тебе овалтин, — сказала она. — Тяжелый был день?
— Ужасный.
— Обед с лордом Коппером?
— До этого не дошло. Но нам пришлось переделывать всю первую страницу после того, как она ушла в типографию. Из-за Таппока.
— Того самого, из-за которого было столько хлопот на прошлой неделе? Мне казалось, вы его уволили.
— Да. А потом взяли обратно. Он молодец. Лорд Коппер был прав.
Мистер Солтер снял ботинки, и миссис Солтер налила ему овалтин. Выпив лекарство, мистер Солтер немного успокоился.
— Знаешь, — задумчиво сказал он, — все-таки большая удача работать с таким человеком, как лорд Коппер. Сколько раз мне казалось, что он сдает. И я всегда ошибался. Он знает, что делает. Почему он выбрал Таппока? Шестое чувство… гений, иначе не скажешь.
10
У Попотакиса было пусто. Измученный Уильям поужинал и отправился домой. Когда он вошел в комнату, его встретил запах табачного дыма. Сигара — одна из его сигар — светилась в темноте. Голос с сильным немецким акцентом произнес:
— Пожалуйста, задерните занавески, прежде чем включить свет.
Уильям поступил, как его просили. Из кресла поднялся мужчина, щелкнул каблуками и издал звук горлом. Это был высокий блондин военной, но несколько обшарпанной наружности. На нем были шорты цвета хаки, рубашка и разбитые, забрызганные грязью ботинки. Его когда-то бритую наголо голову покрывала щетина. Той же длины щетина была на щеках и подбородке. Она производила впечатление ровно подстриженного кустарника в заброшенном саду.
