Вечером мы с Имилдой ходили слушать национальную музыку. Никогда раньше я не посещала такие концерты, но мне понравилось. Хотя это какая-то другая жизнь, но мне и в самом деле было приятно там находиться. Выпила я лишь коктейль, в баре я не смогла бы ничего заказать себе, боялась, что получится по-дурацки, если бармен мне откажет. Да к тому же я не люблю пиво.
Мы встретили этих лохматых парней с их мотоциклетными шлемами. Они сидели в пабе напротив нас, и по их виду было ясно, что они поражены тем, как Имилда маленькими глотками отпивает пиво, а я держу ее бокал. Мы с ними разговорились, и они оказались ужасно милыми. Один из них мне очень понравился, но я не думаю, что он заинтересовался мной — просто поговорили, вот и все. Но потом мы вышли из паба все вчетвером. Они не на шутку удивились, что мы — тети и племянница, и один из них, не тот, который понравился мне, а его друг, вел себя очень галантно по отношению к Имилде, сказав ей, что мы выглядим, как сестры. Я знаю, что он сказал это из вежливости, но я впервые подумала, что мы, наверное, чем-то похожи, и, услышав эти слова, поняла, что так и есть. Она в два, нет, почти в три раза старше меня и у нее такие короткие волосы, что ей не нужно причесываться, даже когда она вымоет голову. У меня, наоборот, длинные и непослушные, темно-коричневые, почти черные волосы, темные глаза и бледная кожа. Конечно, я почти все время ношу очки, а Имилда нет, и ростом она ниже меня. Я высокая и еще продолжаю расти. Обычно я чувствую себя дискомфортно среди людей ниже меня. У меня всегда возникает опасение, что я собью их с ног, если даже слегка коснусь их, но с Имилдой я такого не чувствую.
Мы подошли к нашей автобусной остановке. Нам предстояло долгое ожидание автобуса, так как тот, что ходит по расписанию, только что ушел, а следующий отправится только в полночь. Мне в ботинок попал камень, поэтому я села на тротуар и принялась развязывать шкурки. Потом вытряхнула его и снова обулась.
Новые знакомые стояли рядом, составляя нам компанию, пока не придет автобус, и подшучивали над тем, что мне пришлось разуваться. Один из них, который заигрывал с Имилдой, спросил, не хотим ли мы пойти с ними в клуб. Я сразу насторожилась, а Имилда уже собиралась сказать «да», но захохотала, спросив, что они думают по поводу ее возраста. Они ответили, что им обоим по двадцать два (что, наверняка, преувеличение), а она, возможно, на год или два постарше. Она ответила, что если бы им было по двадцать два, они бы лучше разбирались в возрастах людей. Она легко могла сказать им, что мне всего лишь пятнадцать и я еще не доросла, чтобы ходить по ночным клубам (хотя уже через три месяца мне исполнится шестнадцать). Мне совсем не хотелось никуда идти, но еще больше не хотелось, чтобы Имилда так им сказала. Она и не сказала. Имилда никогда не скажет того, что может поставить кого-то в неловкое положение.
Автобус мы увидели издалека, я вскочила, не успев зашнуровать ботинок, и начала доставать деньги из сумки, висевшей у меня на плече. Подготовив деньги, я сконцентрировалась на автобусе, чтобы проверить, наш ли это номер, — я всегда прищуриваюсь, чтобы лучше разглядеть, — как вдруг Робби, младший из двух парней, тот, что мне понравился больше, сильно схватил меня за плечи. У меня пронеслось в голове, что они обычные воришки, из тех, что срывают на улицах сумки.
Я инстинктивно прижала сумку к себе и уже открыла рот, чтобы закричать, но тут Робби поцеловал меня, не дав мне опомниться. Из-за того, что мой рот уже был открыт, в почувствовала его горячее дыхание прямо в своем горле и его язык на верхних зубах. Потом он тихонько подтолкнул меня к автобусу, в который уже входила Имилда.
Она сражалась со своим кошельком, перегородив дорогу. Я впрыгнула на ступеньки, чтобы скорее помочь ей, но на этот раз она справилась сама, заплатив за нас обеих. Как только водитель получил деньги, он закрыл двери, хотя я все еще висела на подножке автобуса, стоя на одной ноге, другая — стояла на тротуаре, именно та, на которой был расшнурованный ботинок.
Я завопила, чтобы водитель открыл двери. Но в то же время меня разбирал смех, потому что я представила, как смотрюсь со стороны. Может, он подумал, что я пьяная. Сначала он не обратил не меня внимания, так как следил за движением. Я еще громче крикнула, чтобы он открыл дверь. Но когда у меня с ноги слетел ботинок, я рявкнула на него так, что он понял, в чем дело, и открыл двери, и ботинок выпал на дорогу. В этот момент автобус уже отъехал от остановки и стал набирать скорость, я стояла в одном носке на полу, а мой любимый новенький ботинок (ну довольно еще новый) остался лежать на дороге.
Я больше не стала орать, чтобы он остановил автобус, тем более что меня буквально распирало от смеха, так что я и не могла крикнуть при всем желании.
— Двигай сюда, эх ты, растяпа, — сказала Имилда, толкая меня пальцем ноги в ребра, и я, проскакав на одной ноге, плюхнулась на сиденье рядом с ней. Когда до нас дошло, что я осталась без ботинка, мы хохотали как сумасшедшие, до слез, не в силах остановиться.
Имилда хотела было обратиться к водителю и попросить, чтобы он остановил автобус, но к этому моменту мы уже отъехали примерно полкилометра от остановки. Водитель мог остановиться, но вряд ли он стал ждать, пока я сбегаю, найду ботинок, надену его и вернусь. А следующий автобус будет только через час. Мы остались сидеть на своих местах и лишь иногда переглядывались и посмеивались, вспоминая о случившемся.
Когда автобус повернул за угол, мы услышали сигналы и, прильнув к окну, я увидела двух человек, ехавших на мотоцикле прямо посреди дороги. Видела я только два шлема и две фигуры, но думаю, это были Робби и Гер. Потом автобус еще раз свернул, а мотоцикл промчался вперед, но я готова поклясться, что слышала громкий гогот сидящих на нем ребят.
Придя к Имилде, мы сразу же завалились спать. Хорошо, что мы не стали болтать и готовить горячий шоколад. Я была счастлива с головой укрыться одеялом и лежать в темноте, сноваи снова прокручивая в памяти свой первый поцелуй. Мне казалось, я реально чувствую его. Вновь и вновь воспроизводила я эту сцену в своей голове, как видео, а потом улыбнулась, вспомнив, что подумала сначала, будто он хочет украсть у меня сумку.
Понедельник, 10 ноября
Я проснулась с улыбкой, хотя не могла вспомнить, чего это я улыбаюсь. Но потом вспомнила о поцелуе. В наше время, возможно, целоваться в первый раз в пятнадцать лет слишком поздно, я прекрасно сознаю это, но формально, чисто механически я уже целовалась. В то ужасное время, когда мне было тринадцать, моя двоюродная сестра решила познакомить меня с кем-то. Она шла на свидание со своим бойфрендом — ей тогда было четырнадцать — но, естественно, дома никто не знал об этом, потому что ей не разрешили бы встречаться с мальчиком. (Они и сейчас против, хотя ей уже шестнадцать.) Так вот, она сказала, что идет в кино со мной. Я с удовольствием согласилась пойти. Мы в это время у них гостили, и мне было очень скучно, поэтому я обрадовалась предложению пойти вечером в кино. Но как только мы вышли за ворота, она объявила, что никакого кино не будет, она идет на свидание с Эдом, и они собираются погулять в парке. Я пожала плечами и ответила, что тогда одна пойду в кино. Она сказала, что в этом нет необходимости, потому что она познакомит меня с Аланом. Я была ошарашена, но в то же время умирала от любопытства. Алан был симпатичный и даже нравился мне, но я не знала, что Марианна догадывается об этом. Я согласилась, и мы отправились на свидание, которое было назначено у входа в парк. (Никакой это не парк, его просто называют так, всего лишь скверик.) Короче, там оказался вовсе не Алан, а какой-то другой парень. То есть его тоже звали Алан, но только это был совсем не тот, о котором я подумала. Он был намного старше, лет семнадцати — для тринадцатилетней девчонки многовато. На нем были серые брюки, не джинсы, а именно брюки и галстук, и я пришла в ужас от всего этого. Когда он попытался поцеловать меня, я почувствовала, как все мое тело напряглось, и я помню, что держала руки по швам, не в силах пошевелить ими. Я сильно сжала губы, когда он попытался прикоснуться к ним, и почувствовала противный мокрый теплый поцелуй, как будто мои губы лизнула собака.
