Дорога шла вверх по склону, и хотя она нещадно петляла, но все же в итоге уклонялась на запад. Любой изгиб на восток длиной хоть в один локоть возмещался вдвое более длинным поворотом в западном направлении. Тяжелый воздух пахнул дождем и кедровником.
Со временем дождь усилился, и мы с Гэрлоком тащились сквозь сплошную пелену падающей воды. Останавливаться не имело смысла: ветви кедров не могли укрыть от такого ливня, и, оставаясь на месте, мы вымокли бы точно так же, как и двигаясь вперед. Единственное преимущество нашего нынешнего положения состояло в том, что Герлис, если он все же меня засек, едва ли мог проследить за мной с помощью магии под таким дождем. Падающая вода представляла собой серьезную помеху для белого колдовства. Другое дело, что от промокшего насквозь столяра и мокрого горного пони особого толку ждать не приходилось.
Вода не только пропитала мою одежду, но просочилась даже в сапоги. Копыта Гэрлока хлюпали, а всякий раз, когда он встряхивал гривой, меня, в дополнение к влаге, низвергавшейся с небес, обдавало фонтаном брызг.
Оглядываясь назад, я размышлял о том, не лучше ли было избрать маршрут покороче, но так и не смог однозначно ответить себе на этот вопрос. Если мне и удалось что-то узнать, то благодаря встречам с людьми, их словам, оценке их реакций. Например, лавочник из Арастии снабдил меня сведениями о передвижении войска, но в конце концов у самодержицы наверняка имелись свои способы добычи такого рода информации.
«Зато уж одно, – подумал я, утирая воду с лица, – сомнений не вызывает. Быстрое и благополучное возвращение домой означает для меня скорую встречу с Кристал». Правда, иллюзий относительно возможности надолго задержаться в свой мастерской я не питал. В том, что белый чародей не позволит мне спокойно заниматься столярным ремеслом, сомнений не было, а о том, чем может обернуться его появление для Кристал, просто не хотелось думать.
Дождь сыпал не переставая все утро и весь день напролет. По мере того как мы с Гэрлоком углублялись в Рассветные Отроги и поднимались все выше, речушка, взбухшая от ливня, начинала все более и более походить на бурный своенравный поток. Хорошо еще, что дорога была проложена довольно высоко над ее ложем; высота отвесного берега была не менее трех локтей, а местами доходила и до десяти.
Покачиваясь в седле, я размышлял о том, что сумел вызнать. Ракеты представлялись мне не столь уж серьезной проблемой, но вот как совладать с таким количеством хаоса? Каким, вообще, образом устраивал Герлис землетрясения, и зачем ему это понадобилось?
Меня терзали сомнения: с одной стороны, было жаль, что не удалось разузнать побольше, с другой стороны, излишнее рвение запросто могло привести к тому, что я бы не вернулся и не доставил вовсе никаких сведений.
В добавление к душевным терзаниям, дождевые струи хлестали меня, словно плети.
Наконец под горой, увенчанной двумя острыми пиками, я заметил путевую хижину, такую же, какая попадалась мне на пути в Хидлен. То была не более чем развалюха, с сорванной дверью и просевшей крышей, однако в нашем с Гэрлоком положении и то было великим благом. Крыша, ясное дело, протекала, однако мне удалось найти сухие уголки и для себя, и для пони.
Нашлись там и дровишки, так что за костром, – а значит, и за горячим чаем, – дело не стало. Тяга в дымоходе оказалась скверной, и дым клубился прямо в помещении, однако по причине отсутствия двери быстро выдувался наружу.
Угостив Гэрлока, вдобавок к зерновому брикету, сушеными яблоками, я, хотя для этого снова пришлось вылезать под дождь, сводил его на водопой. В результате мы промокли еще пуще, и по возвращении я разделся, выжал мокрую одежду и развесил ее по углам, надеясь, что благодаря тяге воздуха и теплу очага она хоть чуточку подсохнет. Рана на руке по-прежнему пульсировала и чесалась. Перекусив, я нашел уголок, где почти не ощущался ветер, зажег свечу, достал «Начала Гармонии» и, забравшись в спальный мешок, погрузился в чтение. На сей раз надолго, ибо меня не оставляла надежда выискать в книге что-нибудь, способное помочь мне в противостоянии с Герлисом.
Обнаружить удалось несколько намеков, вроде того, что «существует сила, и существует управление силой. Неконтролируемый хаос может уничтожить творящего магию, равно как и неконтролируемая гармония. Поэтому истинному Мастеру Гармонии надлежит направлять силу…»
Верные слова, но это было известно мне еще со времени общения с Антонином. Однако знание чего бы то ни было отнюдь не всегда помогает в практической деятельности. С книгой у меня возникали те же проблемы, что с отцом или Джастином: они охотно, многословно и зачастую нудно толковали о природе того или иного явления, однако решительно отказывались объяснить, как полученные познания можно применить для решения конкретных проблем. Это напоминало мне детскую сказку, в которой говорилось, что переправиться через бурный поток очень просто: надо лишь перебросить веревку, закрепить ее на обоих берегах и перейти русло, держась за веревку руками. Никто, однако, не объяснял, каким манером ты можешь, оставаясь на одном берегу, закрепить веревку на другом.
Из всего прочитанного следовало, что мне надлежит контролировать и направлять силу. Замечательно! Еще бы только узнать, как это делается.
На следующее утро дождь продолжился, но стал таким мелким, что представлял собою уже не ливень, а взвесь крохотных капель. Уровень воды в реке спал. Рубашка моя высохла (во всяком случае, почти высохла), но все остальное оставалось влажным. Хорошо еще, что у меня нашлись на смену сухие подштанники, те, которые я выстирал и высушил раньше. Исподнее, оно ведь как клей для древесины: хоть и не на виду, а обойтись без него нельзя.
Пока я одевался и укладывался, Гэрлок сжевал пару зерновых брикетов. Потом я почистил его щеткой. Уже оседланного и навьюченного я сводил его к реке, конь напился, и мы продолжили путь.
Чем дальше, тем сильнее петляла дорога, тем больше попадалось на ней рытвин да колдобин. Речка становилась все уже, кедры все ниже и реже, а путников нам не попадалось вовсе.
Влажная морось превратилась в стылый туман, поднялся по-зимнему холодный ветер. Тропа вихляла, ехать приходилось то в гору, то под гору, и так до самого вечера. Привал мы сделали уже в темноте.
На следующее утро все повторилось. Я встал, поел, покормил Гэрлока, почистил его, оседлал, навьючил, напоил.
И мы продолжили путь.
Дорога, вся в ухабах и выбоинах, нещадно петляя, порой спускалась к самой реке, ставшей еще уже. Кедры отстояли один от другого так далеко, что походили на часовых.
Этот унылый ландшафт оставался практически неизменным до тех пор, пока впереди не открылась долина. Долина смерти.
Даже туман, висевший над ней, казался пронизанным хаосом. Ничто, сколько мог видеть глаз, не двигалось. Единственными звуками были свист обдувающего камни ветра, стук копыт Гэрлока и мое дыхание. Это напомнило мне Фрвен, но производило еще более гнетущее впечатление.
Кучи пепла, сметенного ветром на одну сторону дороги, впитали влагу и застыли, образовав причудливые курганы. Пепел покрывал все, и хотя речушка уже промыла сквозь него узенькую дорожку, его густой слой заглушал даже журчание воды в каменистом ложе. Из пепла выступали валуны, рыжие и потрескавшиеся, словно их прокаливали в гигантской печи. Отвесные склоны, окаймлявшие узкую, похожую на ущелье долину, покрывали пятна и полосы жирной сажи, как будто оставленные лизавшими скалы огромными языками чадящего пламени.
