— Не, не тут. Навестил свою старую зазнобу, — безмятежно ответил он по-немецки.
— Говоришь по-немецки? — поразился солдат, мгновенно делаясь куда дружелюбнее.
— Да я сам немец! — отозвался Фосиль, все еще роясь по карманам. — Правда, живу во Франции. Прости, это все от радости — снова ее увидеть, понимаешь?
— Да не волнуйся! — солдат ухмыльнулся и махнул рукой, мол, не надо документов. — А мы тут с дружками в увольнительной на вечер, ищем, где б пивка выпить.
— Попробуйте бар месье Гриньона, — посоветовал Фосиль. — Он подает немецкое пиво. Под прилавком. Главное, стой на своем. Скажи, мол, ты от Лукаса. Только остальным не говори, ладно?
— Ты здесь рядом живешь? — поинтересовался солдат.
Фосиль дернул подбородком.
— Севернее, в Со.
— А что тебя не призвали?
— Я фермер, — пожал плечами Фосиль.
— Немец — французский фермер?
Фосиль улыбнулся.
— Нелепо звучит, да? Я родился в Баварии, а потом мы с мамой переехали на юг Франции. Для властей я французский гражданин. — Он положил руку на сердце. — Однако здесь я немец.
Юный солдат ухмыльнулся.
— Берегись, как бы тебя не призвали.
— Да я бы с радостью, но стране нужен мой урожай. Мне не разрешили бросить ферму.
— Везет же. — Солдат перевел взгляд на Лизетту. — А сестры у тебя нет?
Фосиль опередил ее с ответом.
— У нее нет, зато могу свести тебя с ее подружкой. — Он подмигнул. — Эй, а эти партизанские псы… — Он небрежно махнул рукой на плакат. — Уже поймали кого?
— Пока четырех. И вот-вот схватим этого, — солдат ткнул в фотографию Фрелона, — ловушка уже расставлена. Приходите вечерком посмотреть на казнь.
Он довольно осклабился.
— Тогда до встречи, — с деланой бодростью проговорил Фосиль.
Солдат двинулся своей дорогой, а Фосиль крепче прижал Лизетту к себе.
— Надо выбираться отсюда.
— Я так и поняла. А про пивную — это все выдумки?
— Почти все. Месье Гриньона ждет большой сюрприз.
— А он вас не выдаст?
— Да он даже не поймет, кто их на него напустил. Он коллаборационист, я точно знаю, хоть он и прикидывается, что нет.
— Куда мы теперь?
— В аббатство Сенанк. Я должен предупредить Лорана.
— Лорана?
— Фрелона. Забудь, что ты слышала это имя. Знать лишнее очень опасно.
— Ничего, я рискну. А свое имя ты мне скажешь?
Однако Фосиль ничего не ответил, лишь озабоченно оглядел улицу, что вела к городской площади.
Вскоре Лизетта с Фосилем уже сидели в телеге, медленно катившей к монастырю. Поводья держал молчаливый монах.
— Он совершенно глух, — заверил Фосиль девушку. — Уже подвозил меня раньше. Так что мы можем разговаривать совершенно свободно. Пора бы придумать легенду. Этот плакат меняет нам все планы. Если они знают про Лорана, то скоро и про меня узнают.
— Что ты имеешь в виду?
— Что я вовсе не обязательно отправлю тебя в Париж одну.
— Ты едешь со мной?
— Возможно, теперь мне будет затруднительно оставаться на юге — по крайней мере какое-то время. Я ведь могу работать на Сопротивление где угодно.
Как и бесчисленное множество паломников, Лизетта не могла не дивиться красоте узкой, поросшей лесом долины, где пролегал их путь. Впереди, у подножия крутого утеса, виднелись изящные каменные стены цистерцианского монастыря.
— Уверена, Просперо вам обрадуется, — заметила Лизетта.
— Поживем — увидим. — Фосиль немного помолчал, лицо его приняло сосредоточенное выражение. — Но теперь, Анжелина, придется нарушить правила. Расскажите о себе — мне надо выстроить мою историю вокруг вашей — на случай, если нас вдруг остановят. Вы можете называть меня Люком, однако настоящее мое имя — Лукас.
Оно ему подходило. И все же новые планы Люка были жестокой насмешкой над всеми вдолбленными Лизетте на курсах правилами секретности. Да и сам Люк, как она понимала, тоже нарушил собственные принципы. В УСО девушке много раз твердили: на задании можно рассчитывать лишь на себя и свои инстинкты. Сейчас Люк — ее единственная надежда выбраться с юга. Сумеет ли он даже под пыткой сохранить ее тайну? Она и в себе-то сомневалась…
Глубоко вздохнув, девушка начала:
— Меня зовут Лизетта. Я родилась в Лилле. Мой отец — немец, Максимилиан Форестер. Во время прошлой войны он был ранен — потерял руку — и разочаровался в родной стране. Женившись на моей матери, француженке по имени Сильвия, он поселился с ней во Франции, под французской фамилией Форестье.
— Погоди, — прервал ее Люк. — Это легенда?
— Чистая правда. Мое лучшее прикрытие — потому что все это легко доказать.
— Продолжай.
— После моего рождения мы переехали в Страсбург. Согласно легенде, с тех пор я так и жила на востоке Франции, а теперь еду в Париж, чтобы работать в немецком банке под руководством друга семьи.
Она чувствовала на себе пристальный взгляд Фосиля. Молодой человек медленно обдумывал услышанное.
— А настоящая Лизетта?
Девушка колебалась. Этот момент близости словно перечеркнул все правила, по которым им полагалось жить. Ей ужасно хотелось все ему рассказать. Поделиться правдой с человеком, который — она чувствовала, — потеряв семью, пережил такое же горе, как и она. А это что-то да значит, чем-то их связывает. Не успев подумать как следует, Лизетта уже принялась рассказывать. Как будто бы в замке повернулся ключ, и все, что хранилось внутри, полилось на свободу. Какое же она испытала облегчение!
— К тому времени, как мне исполнилось семнадцать, родители начали не на шутку тревожиться из-за прихода нацистов к власти в Германии. Меня отослали в Англию, а родители собирались приехать чуть позже, но погибли в автокатастрофе. — Она произнесла это как можно небрежней — не хотела расспросов. — По легенде, после окончания школы в Страсбурге я переехала к друзьям семьи в Дюнкерк.
— А документы уничтожены при бомбежках. Умно придумано.
— Во всяком случае это довольно трудно будет проверить.
— А еще кто-нибудь из семьи во Франции остался?
Она покачала головой.
— Родители отца умерли. Родители матери, по моим документам, тоже погибли. Хотя на самом деле они живут в Англии.
— И чем же, по вашей легенде, вы с тех пор занимались?
— До начала войны оставалась в Данкерке, потом вернулась в Страсбург. Работала там в банке — у старого друга семьи. Он и в самом деле существует. Мне повезло, что он ко мне очень хорошо относится и согласится подтвердить мою версию, хотя на самом деле ничего о моей работе в УСО не знает — знает лишь, что я до смерти хочу вернуться во Францию.
