Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
Через полгода счастливая жизнь кончилась, родители принялись меня женить. Девушки – одна лучше другой, из хороших хасидских семей, красавицы, умницы. Любая из них могла составить счастье куда более привередливому человеку. Я ведь был женихом первого разряда, мне и предлагали самое лучшее.
Но не пошло у меня с красавицами-умницами, просто до обидного не пошло. Словно какой прибор в груди скрывался: стоило только посмотреть на девушку, как сразу понимал – не то. Чего именно мне хотелось, вряд ли бы смог объяснить. Знал только: это – не то.
Так просто от девушек из хороших семей отделываться не полагалось. Полагалось встретиться минимум три раза – и не сразу, а с перерывом, поболтать о пустяках, погоде, вкусах и планах и только потом, спустя несколько дней якобы раздумий, передать: не подходит. Мне хватало тридцати секунд, чтобы разобраться, но эту резину приходилось тянуть по несколько недель. Через шесть или семь неудачных знакомств я стал просить фотографию, чтобы сэкономить для девушек напрасные надежды и бесцельное прихорашивание. Но про фотографию шадханим и слушать не хотели. Со своей стороны они, наверное, были правы. Но и я, со своей, стоял на своем.
Через полгода родители опустили руки.
– Не пришло, видать, его время, – решил отец. – Пусть еще поучится, пока ветер из головы выдует.
Толстяк закинул голову и запел, слегка раскачиваясь:
– Ая-я-я-я-ай – путь грешнико-о-ов!
Все это время к нам в дом ходила подруга моей младшей сестры Ита – милое пятнадцатилетнее создание с двумя длинными косами, которые сегодня увидишь только у девушек из очень ортодоксальных семей. Высокая, но не чересчур, румянец во всю щеку, глаза – даже не знаю какого цвета, голову она всегда чуть наклоняла, из скромности. Ходила легко, словно летала, и говорила чуть слышно, так, что приходилось переспрашивать. А впрочем, и разговоров особых мы не вели; «Саралэ дома?» – «Дома». «Спасибо, можно пройти?» – «Пожалуйста» – и всё в таком духе. Признаюсь, после ее прихода я ощущал смутное волнение, беспокойство какое-то, но значения тому не придавал. Так вот бывает: ходит человек вокруг своего счастья, почти носом тычется, а не видит, не понимает, как…
Он запнулся, подыскивая нужный образ.
– Как Агарь вокруг колодца, – подсказал реб Буним.
– Да-да, именно так. Ходит неприкаянный, пока не откроет ему глаза Всевышний. Если откроет…
Итак, родители оставили меня в покое, я мог наслаждаться учебой и свободой. Увы, положение, в котором я оказался, начало тяготить меня самого. Почти все мои сверстники к этому времени были женаты, а многие успели обзавестись двумя, а то и тремя детьми. Моя холостая жизнь вызывала недоумение, смешанное с беспокойством. Каждый считал своим долгом предложить мне собственную сестру или, на худой конец, сестру жены. Выдержать такой напор – совсем непростое дело, даже при наличии объективных причин. У меня же, кроме смутного образа, ничего не было, и поэтому, когда шадхан предложил очередной вариант, я согласился, почти не раздумывая.
Честно говоря, отказаться от такой девушки мог только сумасшедший. Как потом выяснилось, моя мама несколько месяцев подбиралась к ее родителям, осторожно, через друзей и родственников, подготавливая почву для знакомства. Семья, в которую мне предстояло войти, считалась в нашем хасидуте[98]одной из наиболее уважаемых. Отец девушки учился в хедере вместе с предыдущим Ребе, дядя был секретарем нынешнего. Да и сама невеста, помимо родовитости и связей, слыла настоящей красавицей. Посмотрел я на нее, поговорил пятнадцать минут и решился.
«Что еще нужно для счастья, – повторял я себе, возвращаясь с помолвки. – Всё при ней – ум, красота, скромность, знатное происхождение и прекрасное приданое – квартира в Реховоте».
И все-таки какое-то сомнение тлело в глубине души. Я послал телеграмму Ребе, в Нью—Йорк. Через день пришло благословение. Ровно спустя три месяца мы стояли под хупой.
Зажили мы, что называется, душа в душу. Тихо, спокойно, без лишних слов и скандалов. И только спустя полгода я вдруг сообразил, что именно этих-то лишних слов мне и не хватает. Жена моя почти все время молчала, мои попытки разговорить ее заканчивались доброй улыбкой и одобрительным покачиванием головы. Другой на моем месте был бы счастлив, другой – но не я!
«Пусть бы ругалась, пилила, требовала чего-нибудь, – повторял я после очередного вечера, наполненного звуками только моего голоса. – Я сойду с ума от ее доброй улыбки и всепонимающих глаз!»
Увы, увы… Вскоре я понял, что общего языка с женой отыскать не удастся. Положение могли спасти только дети, но они, как назло, не спешили появляться. Через год после свадьбы мама начала беспокоиться по-настоящему. Через два – мы начали посещать врачей.
Наш случай оказался одним из наиболее сложных – анализы у жены и у меня были в полном порядке. Даже профессор Мацлиах,[99]всеизраильское светило и главный специалист, сокрушенно развел руками:
– С медицинской точки зрения у вас все замечательно. Просите Б-га – вот единственное, что я могу посоветовать.
Следующие полгода мы катались по святым местам и могилам праведников. Нет кладбища в Израиле, которого мы бы не посетили. Надо сказать, что праведников хоронили в невозможно красивых местах, поэтому поездки, помимо прямой цели, приносили нам большое удовольствие.
Но и они не помогли. Тогда я купил билет и полетел к Ребе.
– А почему не сразу?! – воскликнул реб Буним. – Сразу надо было лететь через год после свадьбы.
Толстяк покосился на него.
– Через год, говорите. Я бы полетел, да жена не хотела: «Незачем тревожить Ребе, – отвечала она на мои предложения. – Самим нужно молиться. У Ребе и без нас хватает забот».
Честно говоря, мне такая позиция казалось странной. Для чего существует Ребе, как не для такого рода проблем? Но поскольку дело касалось не только меня одного, то вы понимаете…
Полетел я на «Эр-Франс» с пересадкой в Париже. Между рейсами надо было провести в аэропорту около пяти часов, и я уже заранее сокрушался, не зная, куда себя деть. Но аэропорт оказался огромным, пестрым скопищем всякого народу, вкусно пахло кофе из буфета, кондиционированный воздух приятно холодил лицо. В ожидании пересадки пассажиры слонялись по залу, рассматривали витрины киосков, покупали ненужную дребедень, глазели друг на друга. Поддавшись общей атмосфере, я побродил полчаса, рассматривая окружающих. Зрелище, надо сказать, не из самых аппетитных… Женщины были одеты, а если точнее, раздеты под стать погоде, выставляя напоказ рыхлые, веснушчатые, подгорелые на солнце телеса. Реальные, живые женщины сильно отличаются от фотомоделей, и для большинства гораздо выгоднее скрывать, а не предъявлять недостатки фигуры и кожи. Но, видимо, мир считает по-другому, поэтому толстушки щеголяли в узких, глубоко врезавшихся в тело шортах, а те, кто постройнее, выпячивали лошадиные ключицы. Ноги покрывала сеточка фиолетово-багровых прожилок, набухшие вены рук взывали о сострадании.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
