Лагавас сокрушенно выкрикнул вслед:
— Агроном, сапоги оставь! Жалко обувку-то!
Самодовольно улыбающиеся урки с плохо скрываемым снисхождением разглядывали безумца, ринувшегося в одиночку против целой армии. Вот только когда смельчак покрыл почти половину расстояния, отделявшего его от скорой смерти, в стане рохляндо-гондурасцев раздался дикий вопль — это не выдержали нервы у Чука и Гека. Выхватив свои короткие кинжалы, они бросились вслед за Агрономом, вызвав в рядах «дримтим» настоящую цепную реакцию. Уже через несколько секунд игроки окруженной команды ринулись в рукопашную — на прорыв.
Безо всякой команды сверху, подбадривая себя малоинформативным ревом, бойцы, на ходу выхватывая свое табельное и прочее теплое и холодное оружие, бросились на втрое превосходящую их по численности урочью армаду.
Привычно бившиеся в первых рядах эльф и гном затеяли соцсоревнование, оставляя вокруг себя горы трупов и громко выкрикивая ужасающие цифири личной статистики.
Личный пример двух «передовиков производства», кажется, добавлял оптимизма всей команде, но даже несмотря на все эти гЭройствования превосходство урочьей армии в живой силе было слишком уж впечатляющим, и букмекеры вовсе не торопились менять коэффициенты на исход матча…
Когда же в небе появилась эскадрилья люфтваффе на раскрашенных драконьими головами самолетах, положение рохляндско-гондурасской армии стало попросту угрожающим.
Пендальф даже в самой кровавой рубке никогда не забывал внимательно следить за стратегической обстановкой, но сейчас, завидев в небе крылатые машины, поначалу впал в настоящий ступор, попытавшись отогнать от себя неприятное видение, никак не желавшее стать фантомом.
Его мозг все еще лихорадочно искал выход из создавшегося положения, а высоко в небе уже появилась другая эскадрилья, несшая на своих крыльях ярко-красные пятиконечные звезды.
Вопль радости неподалеку от старого разведчика показал, что не один он следил за воздушной обстановкой — ошалевший Чук принялся махать руками и орать:
— Сталинские соколы! Рвите шакалов позорных!!!
Хваленые пилоты люфтваффе, привыкшие безраздельно господствовать в воздухе, а потому давно потерявшие всякую осторожность, были застигнуты врасплох свалившимися на них с высоты легкими истребителями и, вмиг потеряв атакующий строй, были попросту уничтожены поодиночке. Становилось чуть-чуть полегче.
Паре карапузов-диверсантов, действовавших в глубоком тылу врага, надеяться было не на кого, а потому, теряя последние силы и остатки разума, они перли и перли вверх по тропе, по-пластунски и на четвереньках, сбивая в кровь колени и пальцы. Федор периодически уходил в «отказку», теряя сознание, и тогда взявший на себя задачу держать приятеля в тонусе Сеня начинал пролечивать своего ослабшего друга бесконечно тупыми байками из своих будущих мемуаров:
— Федор Михалыч, а вот еще история для нашей книжки. Пошел как-то раз Голый через границу и попал ногой в капкан. Сидит и орет. Молдавские пограничники звонят на мордовскую заставу и говорят: заберите своего интеллигента! А те спрашивают: с чего вы взяли, что он наш? А молдаване и говорят: ну так он еще вчера себе ногу отгрыз, а из капкана вырваться все равно не может. Как тебе такая история, Михалыч?
Дикие логические построения молодого литератора были настолько абсурдны, что, рождая в мозгу Федора бурю протеста, заставляли его хоть как-то поддерживать остатки жизнедеятельности в собственном иссякающем организме, а посему карапуз, все же пусть и вяло, но возмущался:
— Нет, Сеня. Такие истории… в нашей книжке не прокатят. Нам надо, чтобы смешно было, а не про идиотов, — устало посмотрев через полуприкрытые веки на своего спутника, он добавил:
— Идиотов у нас и без книжек хватает. И эта… Давай, чтобы стиль был. Как у Тургенева, но только лучше. Типа как Ночной дозор.
Сеня, как всегда, внимательно прислушивавшийся к критическим замечаниям своего босса, не уловил легкого сарказма в свой адрес и принялся сокрушенно качать головой:
— Вот со стилем у меня, Михалыч… пока не очень. Но я натренируюсь, веришь?
Едва уловив в слабом кивке положительный ответ на свой вопрос, он с небывалым воодушевлением подхватил ослабшего друга на руки, закинул тяжеленного карапуза себе на закорки и, покачиваясь от усталости и бесконечной любви Федора к мучному, поковылял вверх по тропе.
Местное дорожное ремонтно-строительное управление, похоже, неплохо нажилось на постройке дороги, по которой брел со своей полуживой ношей настойчивый карапуз. Мелкий гравий, идти по которому было сущим наказанием, вскоре закончился, тут же доказав свое преимущество перед новыми изысками жадных дорожников. Поскольку сэкономить на стандартных бетонных плитах — задача не из простых (не станешь ведь отрезать от них по пятнадцать сантиметров с каждого края), местные ухари поступили одновременно логично и предельно нагло — уложили плиты через одну, и теперь Сене приходилось, спотыкаясь и матерясь, «шпарить» по дороге, «удобной», как шпалы для велосипедиста.
Сначала карапуз еще пытался перепрыгивать с плиты на плиту, но болтающийся на его плечах, как алкаш поперек забора, Федор, во-первых, то и дело засаживал ему коленом в бок, а во-вторых, даже в своем невменяемом состоянии умудрялся выражать недовольство предоставляемыми ему транспортными услугами. Впрочем, к неразборчивому бормотанию своей нелегкой ноши Сеня не слишком-то прислушивался, продолжая карабкаться по коварно разбросанным под ногами плитам.
Вскоре тропа превратилась в редкоступенчатую лестницу, и «восхождение» грозило превратиться в настоящую пытку, но впереди, за очередным поворотом, утерев рукавом стекающий на глаза ручеек пота, карапуз-носильщик разглядел светлое пятно проходной. Облокотившись плечом на высокий валун, он похлопал грязной ладонью по филейной части своего «спутника»:
— Михалыч, тебе нормально видно? Похоже на вход. Вроде пришли.
В этот момент ему на голову посыпались меленькие камешки — вскинув голову, карапуз увидел гордо стоящего на вершине валуна… Голого! Ехидная улыбка играла на лице хмыря, наклонив голову, он разглядывал своего врага:
— Это точно, жирный, — ты уже пришел!
И, не дав Сене сообразить, что к чему, бросился на него сверху, надеясь, вероятно, сбить карапуза с ног, но явно переоценил свои массогабаритные характеристики — его неприятель устоял на ногах, несмотря на то, что хмырь приземлился ему прямо на шею. Вцепившись в беспамятствующего Федора, Голый принялся свободной рукой, вооруженной грязными ногтями, наносить «тяжкие телесные» Семену, коварно избрав целью своих притязаний глаза.
Пытаясь избавиться от назойливой твари, карапуз все же счел наилучшим выбором завалиться на спину — вся троица скатилась по импровизированной лестнице, не страдавшей излишней мягкостью. Сеня, как самый массивный из всех, в соответствии со вторым законом Ньютона приобрел максимальное ускорение и удалился от места событий на столь же максимальное расстояние, попутно едва не лишившись сознания.
