Дисциплина в караване была жесткая, и все же во время долгих переходов то один, то другой охранный умудрялись просачиваться к возку кузнеца, чтобы, гарцуя, развлечь Майкен разговором, пока их не шугала ее мать или Урман. Особенно часто появлялся там красавец Аркон, про которого среди охранных шла слава охотника за юбками.
К отчаянию Токе, ему оставалось только признать, что для женщин юный воин со своей лютней, берущим за душу голосом и рельефной мускулатурой должен быть просто неотразим. Что думала об Арконе Майкен, сказать было сложно. Но, сидя на козлах своего возка, Токе часто слышал серебристый смех девушки, именно когда проклятый менестрель был рядом. За широким задником отцовской кибитки Токе не мог разглядеть, что происходит у возка кузнеца. Ему оставалось только кипеть от ревности и надеяться, что Майкен не такая девушка, чтобы купиться на дешевые трюки голубоглазого ловеласа.
О том, чтобы попросить отца поменяться местами, парень и думать не смел — вдруг отец и остальные догадаются о его тайной страсти и поднимут на смех? Да и потом, ну чем он, Токе, мог привлечь такую красавицу? Ростом он не вышел, лицо у него было самое обычное, да еще в конопушках, только умножавшихся от яркого пустынного солнца. Глаза — вовсе не голубые, а обыкновенные, серые, украшали длинные и пушистые, как у девчонки, ресницы — вечный предмет насмешек деревенских пацанов. Да еще и уши, причина неисчислимых огорчений их обладателя, не желали, как им полагалось, чинно прилегать к короткостриженой голове, давая пищу для разнообразных прозвищ вроде «Лопуха» и «Летучего Мыша». Так куда ему тягаться с таким, как Аркон, щеки которого уже покрывала густая борода, украшение мужчины, такая же удивительно светлая, как локоны спадающих на широкие плечи волос?
На стоянках Токе наблюдал за Майкен на расстоянии. В добровольных помощниках у нее недостатка не было, а другого предлога, чтобы подойти к девушке, парень придумать не мог. Вот и теперь он лежал в темноте и ломал голову, как бы привлечь внимание Майкен, не представ при этом в смешном свете. Его фантазия услужливо рисовала яркие картины, где он, Токе, в одиночку спасал девушку от напавших на караван гайенов, выносил на лихом коне из светящегося голубым «следа дьявола», вытаскивал из зыбучих песков… И каждый раз Майкен награждала своего спасителя нежным взглядом и поцелуем… На этом приятном месте Токе и заснул, и даже храп отца не тревожил его здоровый сон.
ГЛАВА 2,
в которой в караване появляются чужаки
Токе поймал себя на том, что у него слипались глаза: «Вот еще, не хватало задрыхнуть и свалиться с козел — то-то будет смеху!» Несмотря на то что он хорошо выспался ночью, монотонность путешествия и однообразие пейзажа нагоняли скуку, усыпляли…
Холодные Пески между Вахтенными Горами и Церруканом представляли собой плоскую, как блин, голую равнину, по которой гуляли ветра, несшие с собой легкий, как пепел, забивавшийся повсюду голубоватый песок. К востоку и западу поднимались высокие дюны, но здесь бесплодная земля пустыни была тверда, как камень, и покрыта мелкими трещинами да иногда — тонким слоем песка, на котором пустынный ветер-суховей рисовал причудливые узоры. Именно эта особенность ландшафта и открывала путь многочисленным караванам купцов, спешащих до зимних бурь догнать свои кибитки до Церрукана. Там они продавали шерсть, меха, ткани, оружие, драгоценные каменья, изделия из золота и серебра и привозили обратно тонкие специи, шелка, масла, книги, ковры, изящную утварь и такие чудные горшки, что их и горшками-то назвать было неловко…
Чтобы не заснуть. Токе принялся размышлять о чудесах, ждущих его в сказочном городе Церрукане по окончании долгого пути: одни рассказы бывалых о тамошних базарах чего стоили! Но тут внимание его привлек знакомый серебряный колокольчик: смеялась Майкен, невидимая за кибиткой Эсгера. В смех ее вплетался ненавистный бархатный баритон и нежный перебор струн. «Точно, опять этот проклятущий Аркон со своей бренчалкой! Вон как незаметно прокрался, словно лис в курятник!» — парень прислушивался до звона в ушах, но, как всегда, за звуками движения многих повозок не мог разобрать, о чем говорила парочка.
«Знаю я, о чем он треплется, — стиснув зубы, думал Токе, которого настойчивость Аркона раздражала все больше и больше. — Вот бахвал, муха назойливая, все жужжит и жужжит! Небось уже все гайены и пустынные тролли его — язык-то хорошо подвешен! И Урман небось у него в воеводах ходит только оттого, что сам годами не вышел… Тьфу, краснобай недобитый, знает, на что девицы падки! Где же Назанин, спит, что ли? Нет чтобы шугнуть незваного ухажера! А Урман? Аркону место в охранении, на периметре каравана, где он сейчас каждый кустик колючки глазами обшаривать должен. А он, змей, глазами где шарит?!» От этой мысли Токе бросило в жар. Он уже совсем было решился предпринять что-нибудь отчаянное — и плевать, пусть над ним потом хоть весь караван смеется и пальцем указывает, — как вдруг небо словно ответило на его молитвы.
Аркону свистнули, и он с зачехленной лютней у седла мгновенно оказался на положенном ему месте, в левом крыле охранения. Там что-то происходило: воины как один глядели на восток, тихо о чем-то переговариваясь; один указывал рукой куда-то в сторону горизонта. Проследовав взглядом в том направлении, Токе с трудом различил маленькое облачко пыли, медленно, но верно приближающееся к каравану: «Неужели это — нападение?» Кое-кто из возчиков, видимо, тоже заметил темное пятнышко на горизонте. Раздались встревоженные возгласы, и караван стал замедлять ход.
По левому флангу пролетел на своем красавце-вороном Урман: «Вперед! Вперед! Не останавливаться! Без приказа не вооружаться! Вперед!» Возки возобновили движение, но над караваном нависла напряженная тишина. Признаться, сейчас Токе гораздо лучше чувствовал бы себя на козлах рядом с отцом, со своими верными ножами на поясе… и если бы Майкен была у него на виду. Кто-то попытался расспросить охранных об опасности, но те только рявкали в ответ слова Урмана: «Не останавливаться! Оружие без приказа не брать!»
Хотя люд в караване подобрался в основном купеческий, мечом владели все. Без этого было нельзя: при серьезном нападении одна охрана не справилась бы, тут уже каждый хватался за все, что мог. По велению Урмана оружие путешественников сложили в возках, так, чтоб на поясе не болталось, но было под рукой. Опытный вожак караванов, он знал, как легко одуревшие от жары, жажды и тяжелого однообразного пути люди завязывают ссоры, как легко выскакивает из ножен аршак или кинжал… Особенно когда среди путешественников — женщины. Брать их с собой вообще считалось дурной приметой. Но Урман не был суеверен, да и отказать нуждающейся пожилой вдове с дочерью язык у него не повернулся. Сейчас, наверное, кое-кто в караване уже косо посматривал на возок кузнеца Танжрина.
Тут Токе, у которого резало глаза от яркого солнца, наконец разглядел, что пылевое облачко скрывало не крылатый корабль гайенов, а всего лишь двух сизых от пыли всадников на таких же сизых, вспененных лошадях. «Откуда люди здесь, посреди пустыни? — размышлял Токе, сгорая от любопытства. — Может, все-таки гайены? Но почему тогда только двое?» При виде всего двух конных по каравану пронесся вздох облегчения. Теперь все возчики тянули шеи, чтобы получше разглядеть нежданных гостей, и обменивались разноречивыми предположениями:
