Палыч сидел у костра один, надо полагать, рабочий день был в разгаре. Увидел нас и набросился:
— Опаздываете на работу! Оштрафую.
Санек хихикнул, как человек, хорошо понимающий шутку, но Палыч глянул на него так, что я подумал, может, и не шутит он, а? Корпорация есть корпорация, может быть, здесь своя система поощрений и наказаний? Интересно, как тут штрафуют? Вычитают проценты из заработанной силы? Палыч сердито посмотрел на нас и махнул рукой куда-то вперед:
— Ты на покойников, ты — на упырей, и чтобы за час управились! Куча работы сегодня, а они… эх! — Он щелкнул пальцами, и снова стало темно.
Я стоял в темноте с чем-то тяжелым в руках: палка не палка… А, лопата! Допустим, и что я с ней здесь делаю? И что я с ней делаю где? Ни черенка лопаты, ни собственного носа не видать, только стрекочут кузнечики и ухает сова. А было утро…
Впереди сверкнули два красных огонька. Подумал было, машина, но слишком быстро понял, что нет. Палыч сказал: «Ты на упырей, ты на покойников», — интересно, кто такой красноглазый достался мне?
Огоньков прибавлялось. Там и тут вспыхивали новые и новые пары красных глаз. Больше ничего не было видно. И хорошо, что не видно, и ладно. Ни к чему лишние эмоции на работе, сейчас я их всех не глядя… Судя по лопате — закопаю. Судя по красным глазам (они вроде бывают у упырей) — вгоню всем в спины черенок. И что же делать? Если перепутаю, Палыч по головке не погладит, вон какой сердитый был с утра!
Я так и стоял, а огоньки так и вспыхивали. Считать я уже боялся. Тут и там, как на улице в Новый год, целыми гроздьями, словно гирлянды на проводах! Хорошо, поделим на два (ведь у каждого по два глаза), все равно выйдет очень и очень много.
Главное — кроме глаз, я ни черта не видел. Пока не высунулась из темноты белая рука в лохмотьях и не схватила за майку. Я разглядел тогда, почему она белая: мяса нет, не рука, а одни кости. А лохмотья-то как раз из мяса и кожи… Нет, не противно, когда этакая конечность тебя хватает, меньше всего думаешь о брезгливости. Какая брезгливость, отбиваться надо!
Я с размаху саданул по руке, и она отпала. Уже лучше. Теперь нужно закопать… Пробовали рыть вслепую? Первое, что я сделал, — это вогнал острую кромку лопаты мертвяку в ногу. Понятное дело, ему это не понравилось. Мертвяк (или все-таки упырь?) взвыл и так наподдал мне оставшейся рукой, что я свалился плашмя на землю, ударившись при этом затылком о собственную лопату. А у кого-то фонарик есть!..
Фонарик висел на поясе сзади, наверное, Палыч позаботился. А я и не замечал, пока не шлепнулся спиной прямо на металлический корпус. Кнопка больно врезалась в поясницу, вспыхнул свет…
Опа! Нет, я не жалуюсь. Я работаю в корпорации колдунов и уже знаю, какие такие веселые задания может подкинуть Палыч. Вчера вон паук, сегодня мертвяки. Но открывшееся мне зрелище было, честно говоря, непривычным. Я валялся на земле, из-под пятой точки пробивался луч фонарика. А в луче — сотни! Нет, тысячи! Целая армия гнилых костей. Были здесь и целые, отполированные землей скелеты. На некоторых еще осталась кожа, а были и вообще свеженькие, как живые… И все ринулись на меня! Теперь, когда я светил мягким местом, они отлично видели, куда идти и на кого бросаться.
Я вскочил, получил под коленку костлявой ступней, рухнул на землю и покатился, покатился вниз… Склон здесь или… Или. Когда я встал на ноги, вокруг была земля, черная и удушливая, со всех сторон. И только наверху, там, где раньше было небо, горели красные огоньки.
Гореть-то горели, а землей швырялись от души, как псы на даче, старались, закапывали меня. Огромный комок попал в глаз, следующий — залепил ноздри, еще один — опять в глаза… Надо выбираться.
Лопата еще осталась при мне (как не уронил?), и это было здорово. Выключив фонарик (а черт их знает, может, они без фонарика меня и правда не видят?), я размахнулся, воткнул лопату в отвесную стену ямы и попробовал подтянуться. Получилось. Старые могилы, крепкие, что этим не лежалось там спокойно? Красные огоньки таращились сверху и уходить не спешили. Вылезу сейчас, а они меня — обратно, да еще пинка отвесят, чтобы не рыпался… Так, ладно, сперва вылезу. Воткнул лопату выше, подтянулся, еще, еще и — здравствуйте, скелеты!
Первый толкнул меня, но обломался, я успел отскочить, и в яму полетел сам скелет. Второго столкнул уже я, пока третий, четвертый и сто второй висли у меня на ногах. Этим я наподдал черенком лопаты, и они скатились в могилу. Потом какой-то шустрый, свеженький мертвяк, в еще не истлевшей одежде, так дернул меня за руку, что я пропахал носом метра три, заодно обнаружив, что могил здесь много! Только не упади, только сталкивай туда мертвяков…
Дальше было легко. Я толкал, отбивался, толкал, падал, вставал, толкал… Когда в яму свалилась последняя пара красных глаз, я понял, что слегка обсчитался. Не сотня их тут и не тысяча, а так — несколько десятков. Теперь надо всех зарыть и ухитриться в темноте не упасть к ним в гости. Уже не боясь, что заметят, я включил фонарик: да все просто! Около каждой могилы — насыпь земли, покидал в яму — и все! Палыч, конечно, зверь, хотел, чтобы я управился за полчаса, но не будем относиться к этому серьезно. Здесь часа три только закапывать, если на совесть. А сколько времени я провозился, сталкивая этих костлявых назад в могилы, — и считать боюсь! Ничего, насобачимся!
Когда я притоптал последний холмик, рук уже не чувствовал. Равно как и спины, и ног. Даже еще продолжал притаптывать землю, оказавшись у костра с Палычем и ребятами, потому что не сразу понял, что все, закончился мой рабочий день. У костра хихикали. Я подумал, как достала меня та ехидная девчонка, которая подкалывала вчера, но поднял голову и не нашел ее у костра. Две другие девчонки — были, парни были все и Сашка, а той не было. Заболела, что ли? Больничный взяла, гы-гы, дома лежит, пьет чай с малиной, вместо того чтобы мертвяков лопатой охаживать, как все честные люди! Сашка тоже был никакой: рукав порван, коленки исцарапаны, под глазом — фингал. Видимо, рабочий день прошел плодотворно не только у меня. Палыч смотрел на меня так, будто я проштрафился капитально, развалился в его начальническом кресле и попиваю кофе.
— Наконец-то Игорь почтил нас своим присутствием, — сказал он. Народ робко захихикал, а Палыч продолжал нотации: — Я велел тебе закопать покойников, а не самому нырять в могилу!
Ребята заржали уже в полный голос, и Сашка — тоже. Предатель!
— А ты, Саша, зря смеешься! — оборвал его Палыч. — Кто укусил упыря? Это что, такое новое наказание?! Да ты, Саша, Макаренко! Действительно логично: если тебя кусает упырь, надо укусить его самому! Тебе не откажешь в находчивости, молодец!
Народ у костра гоготал, и я уже сам не выдерживал: во Санек, во дает! Надо же, цапнул упыря, это ж еще додуматься надо!
— Игорь, я тебя только что отчитывал, а ты смеешься! — одернул Палыч. — Смотрите, чтобы в последний раз! Елена уже досмеялась.
Все притихли, а я понял, что Елена — это как раз та вчерашняя ехидная девчонка. Хотел спросить: «Что с ней?» — но побоялся. Палыч так прожигал меня глазами, что хотелось зарыться в землю и кусать там упырей, лишь бы он никогда-никогда меня не нашел! Жуткий взгляд у нашего начальника! Лучше и правда не злить.
