– Ну, есть же еще Маркемы, – сказал Питер. – Я рад буду повидаться с Тео. И потом, Харрисы, Маммерты и Поулы.
Но мать, ничего не ответив, лишь состроила недовольную гримасу.
Она всегда относилась к соседям благосклонно, но снисходительно, памятуя о разнице в их положении, которую всегда чувствовала. Впрочем, семейство Маркемов тоже было не из последних. Они всегда играли заметную роль в политической жизни страны: отец Тео, к примеру, уже не один год занимал пост министра в правительстве. В былые времена мать частенько наведывалась в Финчем-Мэнор, иногда привозя с собой Питера с сестрами, но ее отношения с Маркемами, увы, давно разладились. А жаль: ведь мать Тео до сих пор зимой жила в Финчеме, и они с матерью Питера, будучи почти ровесницами, могли бы дружить.
– А кстати, раз уж мы заговорили о Маркемах, – сказал Питер, словно бы вдруг вспомнив что-то, – вы, случайно, не помните мистера Осборна?
Пальцы матери, теребившие кружевную оборку на одной из думок, внезапно замерли, и она с равнодушным выражением лица уставилась на Питера.
– Не могу сказать, – ответила она.
– Он какое-то время служил секретарем у покойного сэра Чарлза Маркема, – пояснил Питер.
– Вот как? – Подумав, мать пожала плечами и отрицательно покачала головой: – Но тогда я и не могла его знать.
– Помните, вы однажды выбранили меня, – продолжал расспросы Питер, – когда он у себя в кабинете учил нас с Тео какому-то особенному витиеватому почерку. Вы тогда еще, страшно обеспокоенная, влетели в кабинет: ведь мы, вместо того чтобы сидеть в комнате Тео, в это время находились внизу и, по вашим словам, дышали чернильными испарениями, а от этого могла разболеться голова.
– У тебя было очень слабое здоровье, мой милый, – сказала мать. – Я всегда опасалась за тебя, тем более не зная, где ты. Однако того случая, о котором ты мне толкуешь, я не помню.
– А однажды, – не успокаивался Питер, – я как-то приехал на неделю из школы домой, и мы с вами отправились в Финчем – без девочек. Там мы узнали, что Тео остался в школе, а Эдит уехала к кому-то на день рождения. Тогда я взял из конюшни лошадь и поехал с мистером Осборном – ему нужно было куда-то по делам. Не помню, то ли я сказал ему, что вы мне позволили с ним ехать, то ли он решил, что мне в моем возрасте не требуется разрешения. Словом, когда мы вернулись, вы были в таком расстройстве, что, кажется, даже захворали. Это последний раз, когда я его видел.
– Право? – удивилась мать. – Что, его уволили? И было за что, скажу я тебе.
– Он умер, – ответил Питер. – Скоропостижно. От сердечного приступа.
– Право? – повторила мать. – Вот беда. Но что, ради всего святого, заставило тебя вспомнить какого-то секретаря через столько-то лет после его смерти? Будь любезен, друг мой, позвони, пожалуйста, чтобы принесли чаю.
Питер исполнил просьбу, не ответив на вопрос. Ничего удивительного, что она не помнит какого-то там слугу. Еще меньше надежды, что она вспомнит Сюзанну Осборн… хотя упоминать матери ее имя Питер не собирался.
Он всеми силами пытался забыть Сюзанну… или по крайней мере заглушить в себе чувство вины, которое он испытывал всякий раз, когда вспоминал ее имя.
В следующие несколько недель он объехал с визитами всех соседей. Харрисы рассказали ему о своей недавней поездке в Танбридж-Уэллс, Маммерты дотошно расспрашивали о том, что носят в Лондоне, ибо намеревались весной провести там несколько недель, а Поулы потчевали его историями о бесчисленных подвигах своих внуков. Все они были чрезвычайно любезны, однако никто из них не пригласил Питера отобедать с ними, перекинуться в карты или еще как-то вместе скоротать досуг. Такого никогда не бывало: куда им до него – ведь он виконт Уитлиф, а выше – только звезды. Все в поведении соседей во время визитов Питера говорило об их благоговейном к нему отношении. Все они в один голос уверяли, что он своим визитом, право, оказал им честь. Впрочем, и Питер никого не приглашал: вторжение в ее дом менее знатных, чем Уитлифы, людей доставило бы матери массу неудобств и даже напрочь испортило бы ей настроение.
Ее дом! Подумать только!
Это его дом!
Черт побери! Изменить образ мыслей на деле оказалось гораздо сложнее, чем он полагал. Сидли находился в полноправном распоряжении матери с того самого времени, как она вышла замуж. И хоть Сидли вот уже двадцать три года как его собственность, восемнадцать из них, пока он был несовершеннолетним, имением занималась мать, а посему она, само собой, и впредь должна пользоваться всеми на него правами.
Ну почему, почему, когда ему исполнился двадцать один год, он не заявил своим дядьям и матери, что слишком молод для брака, но вполне созрел, чтобы взять на себя ответственность за свою жизнь и собственность? Тогда все было бы гораздо проще. Это было бы естественно. Ведь именно к этому стремится каждый.
И почему он, отказавшись жениться, не потребовал от матери переехать куда-нибудь из главного дома Сидли?
Но он, разумеется, был слишком молод, чтобы все предусмотреть. За него все решали в течение двадцати одного года. Возможно ли после этого за один день набраться мудрости, чтобы поступить должным образом?
Как-то, приехав в Финчем, Питер, к своей несказанной радости, застал там Тео. Эдит два года назад вышла замуж за Лоренса Морли и теперь жила с мужем в Глостершире. Леди Маркем в настоящее время гостила у дочери, которой после рождения первенца требовалась ее поддержка.
После этого Питер еще не раз приезжал повидаться со своим старым другом и покататься с ним верхом. В один из таких дней он обратился к нему с тем же вопросом, что и к матери:
– Ты помнишь Осборна?
– Уильяма Осборна? – уточнил Тео. – Ты имеешь в виду секретаря моего отца?
– Я очень любил его, – сказал Питер. – Помнишь, он всегда находил для нас время. Как жаль, что его не стало.
Тео наклонился вперед в седле, чтобы открыть ворота, ведущие в поле. Вместо того чтобы поднимать пыль по деревенским дорогам, друзья решили проехаться по полю.
– Да, то была настоящая трагедия, – согласился Тео, – которой, как и все подобные трагедии, можно было избежать. Хотя он сам, как видно, так не считал, бедолага.
– Как? Он мог избежать смерти? – удивился Питер.
– Запросто, – сухо подтвердил Тео, закрывая за собой ворота. – Не пустив себе пулю в висок.
– Так он покончил с собой? – Питер так резко натянул поводья, что лошадь под ним попятилась и ему стоило немалого труда совладать с ней и удержаться в седле.
– Ты что, не знал?
Питер посмотрел на нахмурившегося Тео.
– Тебе не говорили?
– Только то, что он умер, – ответил Питер.
– Хм… – Тео, тронув лошадь, направил ее в поле. – Понимаю. Тебя всегда оберегали от всего неприятного, не так ли? А что это ты вдруг о нем вспомнил?
