иногда болтали с тэнно часами. Как-то он, в знак особого расположения, показал мне собственные шунга. Это нынешняя японская порнуха — черно-белые или цветные рисунки с обязательной демонстрацией половых органов большего размера, чем есть на самом деле. На счет размеров можно, конечно, поспорить, но, без сомнения, если бы тэнно Огимати жил в Западной Европе, то стал бы знаменитым художником.
Как-то я рассказал ему, что ждет его страну и императоров в будущем, сославшись на предсказание ясновидящей с моей якобы родины Дании. Поведал, что будут править его прямые потомки, хотя точно не знал этого, что, как и другие общества, политическая система которых застряла в Позднем Средневековье, например Британия, они выработают идеальную для правителя систему, когда решение принимает он, а всю ответственность несет правительство, которые меняют, как перчатки, когда испачкаются или износятся. Тэнно Огимати порадовался за своих потомков, но огорчился за подданных, узнав о двух атомных бомбах, сброшенных на Хиросиму и Нагасаки, причем в последнем случае на своих единоверцев, потому что церквей в нем было больше, чем синтоистских и буддистских храмов вместе взятых. Первого города пока нет, а второй — маленькая рыбацкая деревушка. Мне даже не пришлось растолковывать, что такое ядерная реакция. Тэнно поверил на слово в ужасающую силу взрывов и подлость и безнаказанность совершивших это неоправданное с военной точки преступление. По меркам Позднего Средневековья это нормальное действие по отношению к врагам. Единственное, что показалось ему неправдоподобным — это пара веков или больше, я точно не помнил, жизни без войн в изоляции от всего мира. Его можно понять, потому что, даже по меркам киберкапитализма, из которого я начал путешествие по эпохам, такой продолжительный срок спокойной жизни кажется невероятным.
37
В начале прошлого года, тысяча пятьсот шестьдесят восьмого от рождества Христова, я на всякий случай написал завещание, потому что весной окажусь в Роттердаме, за тысячи километров отсюда. Попасть туда я не смог бы при всем моем желании. Путешествие на нынешних парусных судах заняло бы от шести до двенадцати месяцев, причем ближе ко второй цифре. Можно было бы, конечно, отправиться в путь в позапрошлом году, но я решил рискнуть. Было просто интересно узнать, способно ли мое тело существовать одновременно в двух разных местах. Коперник, который, как догадываюсь, был таким же путешественником по времени и потому знал намного больше современников, утверждал, что такое возможно. Если честно, иногда на меня накатывает такая тоска, что хочется прекратить свои скитания. Решил, будь, что будет. Прошла весна, пролетело, как обычно, лето, потом долго тянулась осень и наступила зима, кажущаяся бесконечной, а я был жив. То есть одновременно крутил роман с вдовой в Роттердаме и исполнял супружеский долг в Японии. При этом обе женщины даже не догадывались о существовании друг друга. Впрочем, и моя «голландская» версия тоже была не в курсе.
В январе мне стало не до решения надуманных экзистенциональных проблем, потому что появились реальные. Миёси саннинсю напали на Киото. К ним присоединились несколько даймё из провинций, расположенных западнее и южнее города, в том числе мой старый знакомый Китабатакэ Томонори, сменивший в должности даймё своего отца, умершего шесть лет назад. Уверен, что Китабатакэ Харумото не совершил бы такую ошибку. На помощь нам пришел только Адзаи Намагаса, зять Оды Нобунаги, у которого было всего сотен пять воинов, в основном асигару-яри. Киотцы не горели желанием защищать свой город. Может быть, им было не все равно, кто станет сёгуном, но не собирались пожертвовать жизнь за любого из кандидатов. Так что на крепостных стенах заняли места около четырех тысяч воинов. Им пришлось отбиваться от семи тысяч нападавших.
Вечером враги подошли к столице, расположившись на том же месте, которое недавно занимали мы, и рано утром пошли на штурм. Они спешили захватить Киото до подхода Оды Нобунаги, предупрежденного о нападении с помощью системы дымов и флагов. Обычно посты располагались на вершинах гор или высоких холмов и мигом репетовали сигналы, так что через несколько минут, максимум пару часов, даймё знал о случившемся. Один-два дня у него уйдёт на сбор войска, подготовку к походу и еще пять — на переход. Так что нашим врагам надо уложиться в шесть дней, иначе придется удирать или сражаться на два фронта.
Я расположился у узкой бойницы на предпоследней площадке надвратной башни. На верхней находился Акэти Мицухидэ, осуществляя общее командование защитой города. У соседней бойницы был мой пятнадцатилетний сын Хирошо, получивший взрослое имя Иэнага (по иероглифу из имен обоих наших сеньоров) и, к моему удивлению, в жену Амаю (Ночной дождь), вторую дочь даймё Токугавы Иэясу от наложницы. Вопреки самурайскому воспитанию, полученному в замке Окадзаки, я привил сыну любовь к огнестрельному оружия. Это его первый бой и, надеюсь, не последний. Бойницы на этом уровне башни высокие, рассчитанные на стрельбу из длинного японского лука, поэтому мне было удобно сидеть на раскладном стуле, положив ствол мушкета на нижнюю плоскость проема. Второй стоял рядом, прислоненный к стене, а возле него — мой новый слуга по имени Горо (Пятый сын). Купил его за два мона на киотском рынке. Пацану лет четырнадцать, точно не знает свой возраст. Вырос в нищете, попал ко мне совсем тощим. За полгода отъелся, подрос сантиметров на пять и, кроме других обязанностей, облегчающих мою жизнь, научился заряжать мушкет. Я дал ему стрельнуть разок и пообещал повторить поощрение, если будет служить хорошо. Теперь у меня самый преданный слуга. У сына Иэнага тоже два мушкета, а для перезарядки и заодно охраны приставлен опытный асигару-тэппо, спокойный и рассудительный.
Первыми в атаку погнали пленных крестьян, которые по двое тащили корзины с землей и камнями и каждый по снопу рисовой соломы. Содержимое корзин высыпали в сухой ров шириной метров пять и глубиной около четырех, а снопами закрывались от стрел и камней, летевших с крепостных стен. Защита помогала плохо. Во время каждого захода примерно треть крестьян погибала или получала тяжелые ранения и падала в ров, помогая заполнить его. Я считал это разбазариванием боеприпасов, поэтому приказал своим асигару-тэппо, чтобы стреляли только в воинов, в первую очередь в самураев, у которых доспехи покрепче, труднее пробить копьем или катаной. Зато пуля из аркебузы с дистанции несколько метров продырявливала кожаный панцирь насквозь и частенько ранила или даже убивала шагавшего следом.
Когда ров в нескольких местах можно было преодолеть без особых проблем, в атаку пошли основные силы. Впереди асигару, за ними прятались отважные самураи. Это называется предусмотрительностью,
