таскаешь. Хватит тебе позавтракать-то. Это для всех, а не только для тебя.
– Да-да… – отозвалась девочка, быстро закрывая крышку контейнера. – Конечно. Я возьму еще сладкое в холодильнике?
– Ради бога, – ответила Лаура. – Только не мешай.
В холодильнике нашлись все те же пара яблок, йогурты, шоколадки, сыр и колбаса, к которым никто так и не притронулся за последние дни. Элли сгребла все в охапку, прихватив с собой еще и большую бутылку питьевой воды, и понесла в комнату.
Пока мама не успела спохватиться и задать лишние вопросы, девочка распределила еду в рюкзаке между слоями одежды. А затем крепко закрыла его и постаралась спрятать в самое холодное место в комнате – за кровать.
Ноша получилась очень тяжелой, но вещей и так было очень мало. Оставалось надеяться, что референт будет готов таскать рюкзак.
Элли вернулась в комнату с грязной вилкой и бросила ее в раковину.
– Ты что не ела, а глотала как утка? – удивилась мама. – И где тарелка?
– Я без тарелки съела, – беспечно бросила Элли. – На ходу.
– Отвратительно, – покачала головой Лаура. – Помой вилку за собой и хорошенько вымой руки.
Девочка послушалась. А пока намыливала губку, решила начать важную часть разговора как бы невзначай:
– Мам, а можно мне с Марком погулять по лесу после похорон?
– Чего?
– Можно мне с Марком погулять? Там же вокруг кладбища лес. Он сказал мы можем поискать грибы и ягоды.
Мама нахмурилась.
– Ну, наверное, можно, если с Марком. Ты не хочешь идти на поминки?
– Нет…
Все складывалось как нельзя лучше. Мама думала о своем, а Элли – о своем.
– Вот эти все плачущие бабушки… Как у проуа Коткас.
– Здесь я тебя понимаю, – мама вздохнула. – Мне тоже совсем не хочется. Ни готовить все это, ни с ними есть. Но надо.
– Ну вот.
– Да, можете пойти. Насколько?
– Ну… До конца дня?
Лаура отставила от себя сковородку и повернулась к дочке.
– Элли, что-то мне не нравится это. Я думала, ты скажешь, что на часок и домой.
– Мам, – девочка выдавила из себя улыбку. – Я же буду с Марком.
– Это ничего не меняет, Эльга. Ты прекрасно знаешь, что твоего брата последний раз видели именно в лесу.
– Не в лесу, а на той опушке, совсем в другой стороне от кладбища, – поправила Элли. – Там же, где и папу.
Мама прищурилась.
– Не знаю, что пугает меня больше. То, как легко ты об этом всем говоришь, твоя осведомленность или же то, что ты обманываешь меня и что-то замышляешь.
Девочка спрятала руки за спину.
– Мама. Я же сказала, что не сделаю ничего такого, что ты не можешь от меня ожидать.
– Это и злит, Эльга. От тебя можно ожидать все что угодно.
Элли не знала, что ответить на это, и вместо слов долго-долго смотрела Лауре в глаза.
– Элли, что ты собираешься сделать? За что ты извинялась передо мной? Скажи сейчас же.
Вот так, в лоб, врать маме было бессмысленно. Да и достаточно бесполезно. При всей невнимательности Лауры глупой назвать ее было нельзя.
– Мама, – нашлась девочка. – А можно я скажу тебе об этом на похоронах? Или лучше даже покажу?
– Не понимаю, – отрезала Лаура.
– Я хочу признаться тебе честно во всем, – сказала Элли. – Но скажу об этом после того, как закончатся похороны. Мы можем так договориться?
Мама потерла лоб и опустила голову.
– Хорошо, Элли. У меня нет ни желания, ни сил спорить с тобой или ругаться. Дай мне обещание, что все расскажешь завтра. И перед тем, как ты куда-то отправишься с Марком, я хочу с ним поговорить.
– Хорошо! – почти обрадовалась девочка. – А можно мне фонарь?
Лаура всплеснула руками.
– Фонарь-то тебе зачем?! Похороны утром, Эльга! Больше чем на час я тебя не отпущу!
– Ну… – опустила голову девочка. – Ладно.
– Иди, пожалуйста, и займись чем-нибудь, – мама снова повернулась к плите. – Ты меня очень нервируешь.
Элли пожала плечами и, захватив свое осеннее пальто с вешалки в коридоре, направилась на задний двор.
* * *
Новый ноябрьский день встретил девочку первым, больше похожим на дождь, снегом. Маленькие белые крупицы не успевали долетать до земли и по пути превращались в капли, размывающие плодородную почву бабушкиных клумб.
Элли оглянулась в поисках чего-то полезного и вспомнила про садовые ножницы, которые Серафима хранила в ведре под крылечком. Аккуратно спустившись по ступенькам, девочка заглянула вниз и вытянула металлическую емкость.
Ножницы с деревянными ручками, конечно, не были похожи на удобный нож, который бы точно справился с корой дерева, но все еще были достаточно острыми. Рассмотрев их с обеих сторон, девочка свернула налево, к плодовым деревьям, за которыми никто и никогда не ухаживал, и выбрала яблоню для тренировки.
Кончик ножниц вонзился в кору с глухим стуком, но двигать садовым прибором было почти невозможно. Для того чтобы провести хотя бы одну линию – сверху вниз, – Элли прилагала немало усилий. А потому внутренне порадовалась, что решила попробовать заранее.
Занимаясь с корой, девочка вспомнила, что так и не нашла ничего похожего на фонарь, чтобы взять с собой в дорогу. Спрашивать еще раз у мамы было бесполезно, у бабушки – не имело смысла с самого начала.
Оставалось снова надеяться на референта.
Вдруг у него, как и у Ткача, будут с собой свечи? Было бы неплохо, если бы у каждого порядочного представителя Низовья имелся с собой такой набор полезных вещиц.
Ткач… Увидит ли Элли его снова? Столкнется ли с ним в Низовье, когда будет проходить со своим референтом все испытания, о которых Тууни говорил вчера в кошмаре? И будет ли ее сопровождающий хоть чуть-чуть похож на него?
Элли почувствовала, что в глазах защипало. Руки, чертящие крест сквозь толстый слой коры, задвигались быстрее.
Они с Ткачом были знакомы совсем недолго. Сколько дней он посещал ее? Кажется, три? А может быть, пять? Но за это время девочка успела к нему привязаться так, словно знала этого странного нечеловека слишком давно.
Будто всегда ждала, что он к ней придет. Знала, что он появится.
Кап. Кап. Кап.
Элли расплакалась, сама того не заметив. Горячие слезы стекали по щекам и падали на серую ткань осеннего пальто, оставляя кривые мокрые точки. Лембит, узнал ли ты этого человека, когда убедил его тебя увести? Догадывался ли ты о том, что это Элиас Грэм, твой папа?
Грусть перерастала в злость. Элли давила на ножницы все сильнее и сильнее. Каждый день она просыпалась с мыслью о том, что сама прогнала Ткача и теперь об
