товарищи по работе…» Или посылала домашние фотографии: «Это моя спальня, посмотри, вот мой баловень — плюшевый мишка, а вот это то, что мы едим в Мексике…» и я описывала ему то, что было в холодильнике или то, что готовили у меня дома. Точно так же я узнавала Томми с помощью тех фотографий, что он присылал мне: «Это мой офис; это то, что я вижу каждое утро из своего окна; это моя спальня; это моя машина…» Так фотография за фотографией, письмо за письмом мы поддерживали вспыхнувший огонек нашей любви, пока я заканчивала сниматься в сериале.
После нашей первой встречи с семьей Эстефан в Майами, мы решили, что было бы замечательно и дальше продолжать встречаться там по выходным. Эта идея пришлась мне по душе, потому что наша любовь росла день ото дня, и нам было просто необходимо видеть друг друга. Я поговорила с продюсерами сериала и сказала, что могла бы приходить на съемки гораздо раньше, если они будут отпускать меня по пятницам с полудня. Все уже знали, что я работаю, как заведенная. Задавшись целью, я могла за один рабочий день отснять до двадцати эпизодов, поэтому продюсеры согласились, не переставая инструктировать меня о моих обязанностях: «Значит так, ты прилетаешь в Мексику самым первым утренним рейсом и — прямиком на съемочную площадку, мы будем ждать тебя там». Никаких проблем — так что с «Телевисы» я сразу ехала в аэропорт. Три часа полета, и ровно столько же времени из Нью-Йорка до Майами летел Томми. Каждую пятницу я прямо в гриме и с прической Росалинды садилась в самолет, тут же засыпала от хронической усталости и спала всю дорогу. Я просила стюардессу разбудить меня за полчаса до приземления, направлялась в туалет, где умывалась холодной водой и переодевалась. Потом я спускалась из самолета, и меня уже ждала машина, которая везла меня прямо в ресторан, где с мартини в руках меня поджидал мой любимый магнат.
Так мы провели наш первый романтичный год ухаживания, наш конфетно-букетный период.
Когда съемки «Росалинды» закончилась, мы были счастливы оттого, что могли больше времени проводить вместе, наслаждаясь обществом друг друга. Томми пригласил меня провести лето вместе с ним в Хэмптоне, у него дома. Не мешкая, я приехала к нему с дюжиной чемоданов и своей собачкой… Я уподобилась радиостанции, которую слушают в Мексике «Согласившаяся… она пришла, чтобы остаться», я приехала как гость и больше никогда не вернулась в Мексику[52]. На самом деле я нуждалась в длительном отдыхе. Врач говорил, что мне нужно отдохнуть от огромного воза работы, который я тащила на себе последние пятнадцать лет. Самолет за самолетом, сериал за сериалом, концерт за концертом — я работала на износ. Физическая и эмоциональная усталость разрушали тело, и мне нужно было восстановиться. Мне поставили диагноз: сильное переутомление, недостаток солнечного света и крайнее истощение. На основании этого для начала мне посоветовали с годик отдохнуть, хотя, кто знает, восстановлюсь ли я полностью за это время, поскольку была вымотана до предела. Мне выписали рецепт: лето в бикини у бассейна, коктейли «маргарита», солнцезащитные очки и музычка… Ну как тут не восстановиться!
Так и вышло, что в это лето мы с Томми очень сильно полюбили друг друга. Чем больше времени мы проводили вместе, тем больше нравились друг другу, а чем больше нравились, тем сильнее любили. В конце лета Томми спросил меня: «Почему бы тебе не жить здесь? Почему бы не остаться в моем доме навсегда? Я хочу, чтобы мы жили вместе». Я объяснила ему, что пообещала маме уйти из моего белого дома только для того, чтобы выйти замуж, как мои остальные сестры… такова традиция мексиканских семей. Я описала Томми все беды, через которые прошла из-за любви, рассказала, что как бы ни возлагала надежды на свои мечты, всякий раз, делая ставку на любовь, я проигрывала. Я раскрыла Томми свой самый глубинный, потаенный страх, и он терпеливо, с большой любовью согрел и поддержал меня, убедив в том, что мысль о свадьбе была замечательной. На самом деле я избегала идей о замужестве, я наслаждалась своей свободой и славой. Для того чтобы сделать этот шаг и согласиться на брак, мне нужна была полная уверенность в том, что я не стану снова сожалеть об этом. Но, Томми знал, что мне сказать для придачи сил, он как будто знал меня всегда и заставил принять решение по этому вопросу.
— Прыгай… я подхвачу тебя. Мои объятия всегда будут открыты, чтобы помочь тебе и поддержать тебя. Я всегда подставлю руки, чтобы поймать тебя. Не бойся… Что бы ни было, я здесь. Откуда бы ты не прыгнула, я удержу тебя… Я не оставлю тебя одну, я всегда буду здесь, чтобы помочь тебе, — сказал он мне, а затем продолжил, — но я хочу того же для себя. Я хочу чувствовать, что могу опереться на тебя… Хочешь прыгнуть со мной?
Я почувствовала его поддержку, его крепкое плечо, силу его любви ко мне. Наконец-то я смогла выбросить свои страхи и ответила: «Почему бы нет?»
Начиная с этого момента, моя жизнь полностью изменилась. Хотя теперь у меня было право въехать в Штаты на законном основании, мне было очень больно оставить свою родную страну позади, полагаю, так же больно, как и любому эмигранту. Я не только начала испытывать на собственной шкуре, что значит жить самостоятельно, без мамы, я стала чувствовать себя ссыльной, находящейся в изгнании. Я уверена, что множество людей согласятся со мной, сказав, что тоска по родине — это самое сильное чувство, которое мы способны испытывать. Ностальгия похожа на то, что из тебя с корнями вырвали часть тебя самого, кусок твоей души, оставив пустоту, которую ничем невозможно заполнить. Это пустота твоей родной земли, видевшей твое появление на свет, земли, которая помогла тебе вырасти и наполнила собой. Это чувство пустоты будет со мной всегда… до конца моей жизни, нравится мне это или нет.
Мексиканка в Нью-Йорке
Самое сложное в желании быть независимой — это начать становиться независимой. В свои двадцать восемь лет, со своей жизнью, уложенной в дюжину чемоданов, с моей мальтийской болонкой, полная грез,
