Встречающий оказался не кем иным, как их старым знакомым, молодым Альфонсо Капоне.
Он ухмыльнулся, обнажив большие и почти белые зубы на фоне пунцовых полных губ. Несмотря на тусклое освещение салуна, его черные брови, нависающие поверх слегка выпученных серых глаз, чуть приплюснутый нос картошкой и немного прыщавый подбородок создавали еще более мерзкое и уродливое впечатление, чем в пятницу вечером, когда Бэт увидел его в офисе у Джонни. Возможно, из-за отсутствия безвкусной, но качественной и дорогой одежды — шляпы «борсалино» и хорошо пошитого пурпурного костюма с шелковым галстуком и булавкой с бриллиантом. В качестве швейцара и бармена, в переднике и галстуке-бабочке, Капоне выглядел обычным убийцей, правда, противно улыбающимся.
— Мистер Йель скоро примет вас, — сказал Капоне, кривя верхнюю губу в покровительственной ухмылке и сделав жест пухлой рукой в сторону свободного кабинета слева, рядом с дверью, на которой было написано «Выход».
Проходя перед ними, он с удивлением посмотрел на Дикси.
— Не думал, что вы, ребята, притащите сюда свое сокровище. Как тебя зовут, куколка?
— Не обращайся к ней, — сказал Джонни.
Капоне сделал шаг назад, его улыбка стала хмурой, но осталась любопытствующей.
— Она глухонемая? Такая хорошенькая маленькая леди не может говорить сама за себя?
— Я с Джонни, — отчеканила Дикси.
Капоне сделал величественный жест в сторону кабинета с табличкой «Занято».
— Ну, милашка, всякий может ошибиться. Что тебе принести выпить?
— Мы не пьем, — сказал Уайатт, бросив на стол свой «стетсон». Туда же отправились шляпа Джонни и котелок Бэта.
Капоне пожал плечами, подмигнул Дикси и ушел, тяжело ступая.
Бэт сидел ближе всех к выходу, Джонни и Дикси заняли место напротив, а Уайатт сел рядом с Дикси, в глубине кабинета, оглядываясь и оценивая обстановку. Джонни же смотрел только на нахмурившуюся Дикси.
— Ты в порядке, Дикс? — спросил он. — Мы можем уйти. Уайатт и Бэт могут…
— Мы останемся, — ответила она. — Какой ужасный человек.
— Это Капоне. Тот, кто разнес наш клуб.
— Он злой. Дьявольски. Что за ужасное создание с губами цвета печенки.
— Не буду с тобой спорить.
Бэт тоже огляделся вокруг.
В толпе, сидевшей в трактире «Гарвард», не было так уж много студентов, поэтому его название, скорее всего, являлось глупой шуткой Йеля, что, как полагал Бэт, тоже не было настоящей фамилией хозяина заведения. Компания шлюх в ярком макияже, коротких юбках и подвернутых чулках, словно сборище карикатур на Дикси, сидела за поставленными в ряд столами вдоль левой стены, через проход от компании во главе с Эрпом. Это были девушки типа «десять центов за танец», может, и проститутки, однако само по себе заведение не было борделем — в одноэтажном здании просто не хватило бы места для этого. Билетики продавались в баре напротив, огромном сооружении метров шесть в ширину — самом впечатляющем элементе этого длинного, узкого помещения.
Небольшой джазовый оркестр на сцене играл неторопливый «Авалон», и на вполне приличной танцевальной площадке, размером шесть на двенадцать метров, было не протолкнуться от танцующих пар — рабочих и парней, снимавших куколок по десять центов за раз. Все танцевали так плотно, что это уже чертовски походило на занятия сексом в стоячем положении.
В баре работали три бармена, и Капоне время от времени нес аккуратно накрытый поднос, иногда встречая и усаживая новых посетителей, пока двое других смешивали коктейли в чайных чашках. «Дешевый трюк», — подумал Бэт, а пиво вообще продавалось в открытую в кружках, увенчанных шапками пены. Бэт насчитал у бара шестнадцать стульев и шесть плевательниц. Остальное пространство заведения с оштукатуренными стенами, выкрашенными в зеленый цвет, занимали маленькие столики, преимущественно на двоих, с проходами, достаточно широкими для того, чтобы Капоне и другие бармены могли пройти свободно.
Но роль Капоне была уникальна. Вне всякого сомнения, он был популярен, шутил и болтал с клиентами, часть из которых явно была постоянными посетителями. Он вел себя весело и общительно и не был лишен определенного артистизма.
Бэт не был новичком в салунах, но для него такого рода кабаки не представлялись привлекательными. Просто безобразие, что эта убогая забегаловка открыто работает в то время, как закрыты прекраснейшие питейные заведения, такие, как «Шэнли» или бары на верхних этажах отелей, в «Метрополе», «Черчилле» и «Никербокере». Ночной клуб Холидэя — тоже кабак, но этот трактир «Гарвард» не лучше, чем отвратительные кабаки в прериях. Иисусе Христе, даже проклятый салун «Леди Джей» был привлекательнее его!
Смешно, что он вспомнил «Леди Джей»… а может, и нет. Девочки по десятицентовику за танец из трактира «Гарвард» не слишком отличались от Молли Бреннан, и вся эта воняющая пивом и опилками помойка была вполне подходящим местом для таких пьяных ублюдков, как сержант Кинг из Четвертого Кавалерийского.
И, если уж быть честным, это был именно такой захудалый и шумный салун, в котором мог бы часто появляться Бэт Мастерсон, будь ему сейчас двадцать один…
Весной семьдесят пятого в техасском Свитуотере индейские набеги сошли на нет. Месяцами Бэт только и делал, что получал жалованье в Форт-Эллиоте, а потом весело пропивал и проигрывал его в «Леди Джей» и других таких же заведениях. Хотя ему уже приходилось снимать шкуры с бизонов и убивать индейцев, он еще не поднаторел в искусстве жизни в этом мире, и когда черноволосая голубоглазая Молли сказала, что любит его, Бэт поверил ей, даже несмотря на то, что девка с фигурой наподобие песочных часов танцевала за деньги (а может, и что еще делала) с любым солдатом, разведчиком или ковбоем, который щегольски входил в (или, пошатываясь, выходил из) «Леди Джей».
Как это ни смешно, именно со стычки сержанта Кинга со старым товарищем Бэта по охоте на бизонов, Уайаттом Эрпом, все и началось…
Кинг был грубым и бесцеремонным скандалистом, горьким пьяницей, но и храбрым стрелком, который обычно затевал, как, впрочем, и выигрывал, большинство боев — и кулачных, и при оружии. Он был примерно лет на десять старше Бэта и настолько наглым, что всегда мог вытребовать себе отпуск с таким расчетом, чтобы покататься с друзьями-ковбоями по главным улицам окрестных городов и покричать «Ура!». В это входило, скажем, пострелять, стараясь, если можно, не убивать собак, но не оставить в живых ни одной лампы, вывески и окна магазина.
Тем летом, за пару дней до происшествия в «Леди Джей», Кинг и его дружки-ковбои в поисках развлечений отправились в Канзас, в Уичито, где Уайатт тогда служил в полиции. Кинг с ковбоями едва начали развлекаться, когда из-за угла вышел Уайатт Эрп, обнаружив сержанта с шестизарядником в руках и неуверенно стоящего на ногах.
Конечно же, Уайатт подошел к этому сукину сыну, вырвал оружие из лапы Кинга, бросил на улицу и дал ему пощечину, тут же вытащив второй револьвер из-за пояса солдата и тоже отбросив его. На недовольство Кинга Уайатт ответил ударом ствола «кольта» сорок пятого калибра по голове и затем отволок пьяницу за шиворот в полубессознательном состоянии в тюрьму. Кинга оштрафовали на сто долларов, но он покинул городок в настроении, на тысячу баксов более худшем.
