спиной заполошно взвыли безопасники. Артефакты- поисковики, сколько бы их в округе не было, вспыхнули в один миг ядовито-багровым сиянием, крича о том, что древнее зло пробралось к самому сердцу. Он понял. Он даже попытался сотворить что-то из защиты- но навык владения кинжалом свыше двух сотен не давал шанса и двухсотому убийце- танк в такой ситуации был просто обречен. Амулеты, резисты, броня- все это Коготь пробивал, как лом пробивает яичную скорлупу. Полагалось сказать торжественные слова- но я смотрел слишком много фильмов, в которых злодей или герой именно из-за этого и лажает в самый последний момент. А потому просто и без затей вбил Коготь в брюхо главы клана Крыльев, светлого эльфа Лешки Извольского.
Глава 32. Горько!
Вирт. Игровой мир Welt der Spiele.
Над Гейдельбергом повисла оглушающая тишина. В этой тишине даже шелест роскошного платья невесты доносился до самого края площади. Тысячи незримых камер тысяч игроков писали с самых разнообразных ракурсов. Негромкий голос разнесся в этой тиши, словно гром небесный и каждый из огромной толпы старался услышать каждое слово.
— Раньше меня звали Бредущий во тьме. Я был открыт этому миру- и этот мир мне был открыт. В цене здесь были лишь доблесть и отвага. В этом мире я отдыхал душой, пока и сюда не пришли вы. Донатеры. Торгаши. Кланы. Кланы — когда-то давно в этом слове было достоинство. Потом- лишь звон золота, стремление отжать, захватить и приумножить. Вы, словно неряшливые гости, не захотевшие вытереть ноги или разуться и притащившие на своих башмаках комья уличной грязи в опрятную гостиную.
Меня убил твой человек, Извольский.
— Еще не убил. Но убьет. Теперь убьет. — разнесся по площади хриплый шепот и высокий эльф Изваель, глава клана Крыльев, новобрачный- рассыпался грудой элитных вещей и невесомой пылью. А кобольд не спеша продолжил:
— Высокий эльф Изваель надеялся прибрать к рукам клана Крыльев город Гейдельберг.
— Я не верю тебе- перебил его губернатор, сверкая глазами.
— Мне плевать- равнодушно обронил в ответ кобольд:
— Теперь клан Крыльев по праву наследования принадлежит тебе, Марта Изваэль Гейдельберг. Правь мудро и не доверяй бессмертным.
— Таким, как ты? — в ее голосе слышались подступающие слезы, но он был еще и сильным и звонким.
— Таким, как я. Вы истинная суть этого мира, а мы, бессмертные, всего лишь гости. Не стоит вам позволять гостям становиться хозяевами и устанавливать и здесь свои правила. Я разрушил твои планы и твой брак Марта Изваэль Гейдельберг. Но первый долг правителя- перед своим народом. Выполни его, девочка и будь всегда верна истинным жителям этого мира.
— Я тебя убью, бессмертный! Окончательной смертью убью! Даже если для этого понадобится тысяча лет! — слезы в ее голосе почти высохли и теперь он звучал с упрямой уверенностью.
— Сам справлюсь. — слова древнего заклятия сорвались с его губ и фигура подернулась дымкой.
— Помни мои слова, истинная. Не доверяй бессмертным. Свой мир мы уже изгадили.
— Я запомню твои слова, убийца моего мужа! — мгновения слабости прошли и перед огромной толпой стояла излучавшая уверенность и властность владычица и наследница. Снежная королева. И сверкающее в лучах солнца платье ее было королевской мантией.
— Я, Марта Изваэль Гейдельберг, по праву наследования принимаю во владение клан Крылья, все его имущество, подтверждаю все его договора и обязательства. Я обязуюсь приложить все силы и старания, дабы в кратчайшие сроки восстановить блага и благословения клана для каждого соратника на прежнем уровне, а в дальнейшем и приумножить. Клан не станет делить разумных на истинных и бессмертных — мы рады всем трудолюбивым и старательным братьям и сестрам. Каждая медная монета будет работать на благо нового клана — богатого, сильного и независимого клана Крылья Гейдельберга.
Глава 33. Жестокость реала
Реал. Москва.
Крышка отлетела с грохотом. Разъяренным медведем Алексей выломался из капсулы, а затем резким пинком опрокинул ее, превращая в хлам безумно дорогое оборудование. В комнате запахло паленой проводкой, а по полу растекалось пятно бледно-розового мятного геля. Ледяной душ обжег тело, но бешенство не отступило- стало только более холодным и расползлось в каждую клеточку тела.
Отец был в столовой, смакуя, видимо, нечто французское — в глаза бросился лишь лист базилика и нутро развороченного баклажана. Промокнув рот, он скользнул взглядом по мокрымпрядям и бешеным глазам:
— Похоже, плохие новости.
— Он. Меня. Убил.
Извольский знал сына неплохо — налитое кровью лицо ивыступившие на шее вены говорили о крайней степени бешенства- но голос Алексея был ровный и холодный. Плохой, очень плохой знак. Многолетний опыт подсказал отцу, что вряд ли сын так расстроился бы из-за простой игровой смерти, а потому, мгновенно рассчитав варианты, он предположил:
— Коготь? Ну, тот самый кинжал, которым вы его? Уработали? Так?
— Так.
— Неприятно. Очень неприятно, да. С другой стороны, сейчас у тебя есть возможность создать идеального персонажа. С мощью твоего клана …
— А нет больше клана…
Вот теперь и старый Извольский напрягся всерьез. Ледяное спокойствие сына, холодный голос, дрожащие уголки губ- все это было необычно, а потому пугало до дрожи. Владилен Романович предпочел бы прежнюю буйную злобу- выместив свой гнев на неповинной технике и мебели Алексей всегда становился опустошенным, усталым и легко управляемым. Сейчас это была взведенная бомба, зуммер которой непрерывно звенел, оповещая, что страшный взрыв возможен в любую секунду.
Отец отодвинул едва начатую тарелку, которую мгновенно унесла безмолвная горничная. Одного движения его пальца хватило, чтобы вышколенная прислуга растворилась, а потому наполнить пузатые бокалы пришлось самому.
— Пей. — Алексей махнул коньяк залпом, отец же лишь пригубил и привычно полузакрыл глаза:
— А теперь рассказывай. Подробно. Все.
И Алексея прорвало. Захлебываясь, путаясь, перескакивая с одного на другое, он вываливал на отца ту кровную обиду, которую нанес ему обычный ничтожнейший человечек. Алмаз, попавший в многотонный измельчитель и пустивший мощную машину вразнос. Камень на рельсах, отправивший под откос грузовой состав. Невесомое перо, неведомым образом попавшее в топливопровод и превратившее могучий танк в мертвую груду металла. Самый лютый кошмар Большого Босса — озверевший одиночка, открыто идущий на конфликт. Которого непонятно, как остановить. И запугать нечем. И вот теперь этот чертов шахид убил себя, разнес все вокруг, превратив в пыль годы трудов и миллионы вложений. Старый молча слушал. Не шевелясь. Лишь изредка наполняя бокалы. Алексей вновь хватал свой рывком и залпом опрокидывал дорогой коньяк в глотку. А потом вновь давился словами, находя все новые краски для своей ненависти.
Старый слушал.
Неистовая буря ярости, размытая
