весь. Спрашивает: «Что с ней? Её машина сбила?». Не знаю, почему он так решил. Но я его маленько успокоила. Сказала, что ты просто приболела. Он выспросил, где. Наверное, придет. Хотя… ты же говорила, что в ваше отделение не пускают, да? Но, слушай, он у тебя такой красавчик! Мы с Наташкой прямо обалдели. Понятно, теперь, почему ты на Руслана не клюнула. А давно он у тебя видеть стал?
Наконец сделала паузу она. Видеть? Я ещё в себя не успела прийти оттого, что Дима приходил в клинику, а тут такое…
– Что? – переспросила я ошарашенно. – Ты о чем?
– Ну ты же говорила, что он ослеп.
– Ну да.
– Ну вот. А сейчас он всё видит.
– Ты уверена? Ты ничего не путаешь?
– Я его спросила, кто он. Не буду ж я неизвестно кому сдавать пароли и явки. А то, что он видит, это совершенно точно! Он себе записал, какое у тебя отделение и номер палаты. Ну и вообще, это ж понятно, слепой человек или зрячий… Так ты что, сама не знала этого, что ли?
Я покачала головой в оцепенении, потом сообразила и ответила:
– Нет. Четыре дня назад он не видел…
– Ну вот, поздравляю, значит!
Как же мне хотелось позвонить ему, убедиться самой, да просто сказать, что очень рада за него, но… я не могла себя заставить.
31
– Ларионова! – в палату заглянула медсестра и кивнула мне, мол, выйди. Из всего местного персонала она была самая противная и грубая.
Не понимая, что она от меня хочет, я поднялась с постели. Посмотрела, сколько времени – почти семь часов вечера. Все процедуры давно закончились, врачи ушли, в отделении стало тихо. Что ей надо?
Я запахнула халат, сунула ноги в тапочки и вышла в коридор.
Она указала на выход из отделения. Его вообще-то обычно запирали. Карантин тут у них какой-то и из-за этого всякие строгости. Никому из пациентов не разрешали покидать отделение, ну и, естественно, посетителей тоже не впускали. Единственное – в какие-то часы принимали передачки через окошко в двери, но и для них уже поздновато.
– Что там? – спросила я, не понимая ее жесты.
– К тебе пришли, – тихо сквозь зубы ответила она. – Быстренько давай, пока никто не видит. Десять минут и обратно. Поняла?
Гадая, кто бы это мог быть, я дошла до конца коридора, приотворила дверь и выглянула. И сердце тут же дернулось и заметалось в груди. На лестничной площадке стоял Дима и напряженно смотрел на меня.
Я почему-то замешкалась, но всё-таки вышла на площадку.
Дима смотрел на меня неотрывно. И видел! Я буквально физически чувствовала его взгляд, пытливый, острый, жадный, словно он им меня касался, ощупывал, проникал под кожу.
Господи, я так об этом мечтала, так этого ждала! Да и сейчас в душе я очень радовалась за Диму. То есть это было какое-то странное чувство: ликование напополам с горечью. С того момента, как Олеся мне сказала, все время об этом думала. Боялась, вдруг она что-то напутала, но очень хотелось поверить. И вот оно свершилось – Дима видит. Нам бы с ним праздновать, но мы как чужие…
Да еще меня вдруг сковало по рукам и ногам, и язык одеревенел от волнения.
– Привет, – первым поздоровался он.
Я кивнула в ответ, облизнув пересохшие губы.
Наше отделение находилось на втором этаже, и снизу сильно поддувало холодом. Я поежилась, и Дима накинул мне на плечи свою куртку.
– Что с тобой случилось? – обеспокоенно спросил он.
Ты со мной случился, подумала я. Вслух, конечно же, этого не сказала.
– Подхватила какой-то вирус, – пожала я плечами.
– А что врачи говорят?
– Жить буду. Дима, ты видишь, да? Вернулось зрение?
Он вдруг улыбнулся и кивнул. А у меня от его улыбки еще больнее защемило в груди.
– Но когда? Как? – я тоже силилась ему улыбнуться. И вообще дала себе установку говорить о чем угодно, только не о нас. Ни в коем случае не выяснять отношения – иначе я просто сорвусь.
– Да как-то не знаю, само по себе, в тот день, когда мы… – он осекся, еле уловимо помрачнел. И я в его глазах разглядела вину. – Когда мы в последний раз виделись. Потом ночью всё и случилось…
Одно лишь упоминание – и снова будто игла вошла в сердце. Нет, не думать о нашей последней встрече, велела я себе. И скорее задала новый вопрос, чтобы не увязнуть в горьких воспоминаниях.
– И как? Видишь так же, как раньше?
– Сейчас уже да. Привык к свету. Сначала не очень было…
– Всё равно это так здорово. Просто чудо какое-то. Я, правда, очень за тебя рада.
– Спасибо.
Между нами повисла пауза, и чувство неловкости обострилось. И это тоже казалось нелепым, ведь ещё каких-то две недели назад ближе друг друга у нас никого не было, а теперь нам трудно даже просто разговаривать.
– А тебе спасибо, что навестил, – наконец нарушила я невыносимо затянувшееся молчание. – Я пойду в палату.
Я отдала ему куртку, повернулась к двери и тут уловила за спиной движение, а затем ощутила его пальцы на своем запястье.
– Тань, подожди, – он мягко, но настойчиво развернул меня к себе. И сразу оказался так близко, что у меня ноги ослабели. – Прости меня.
Я хотела сказать: «Не за что мне тебя прощать. Ты же не виноват, что разлюбил…», но горло перехватило. А Дима вдруг сказал:
– Я скучаю по тебе. Больше всего на свете я хотел увидеть тебя…
Дыхание у меня задрожало. Черт, только бы не расплакаться! Зачем он это всё говорит? Зачем мучает меня?
– Ты сказал, что не любишь меня, – с трудом выдавила я.
Не отрывая взгляда, он качнул головой.
– Это не так. Прости, что заставил так думать. Я просто не мог по-другому. Я думал, что уже больше не смогу видеть. А зачем тебе такой… калека? Я просто хотел освободить тебя… от обузы.
Всё-таки он пробил меня, как я ни старалась сдержаться. Глаза заволокло слезами, губы задрожали.
– Освободить? От обузы? Да какую чушь ты говоришь? Себя послушай! – выпалила я чуть ли не в истерике. – Я любила тебя! Как может
