блуждал, пока на дорогу не выбрался. Пришел он в какой-то большой город. Никто его там не знает, и повели его в королевский замок, где на троне сидели король с королевой. Опустился он на колени, достал из кармана изумрудную коробочку и положил ее к ногам королевы. Повелела королева ему встать, взяла изумрудную коробочку, открыла, заглянула в нее и на пол упала. Лежит будто мертвая.
Схватили юношу королевские слуги, хотели его в темницу бросить, но открыла королева глаза и воскликнула:
— Отпустите его и оставьте нас с глазу на глаз. Нам надо поговорить.
Как остались королева с юношей одни, стала она горько плакать.
— Живу я в роскоши. Да что толку в этом? Ведь каждое утро в тоске-печали просыпаюсь! Было у меня три дочери; самая меньшая такая красавица, что все ей, как чуду, дивились: бела как снег, румяна как яблоня в цвету, а волосы точно солнечные лучи! Когда ж заплачет, из глаз вместо слез жемчужины роняет. Вот минуло ей пятнадцать лет, и велел король всем трем дочерям пред троном предстать. Вошла меньшая дочь, будто солнце взошло. И молвил король:
— Дочери мои! Того не ведаю, когда мой смертный час придет. Потому хочу нынче же определить, что каждой из вас после моей смерти достанется. Все вы меня любите, но та из вас, кто больше всех меня любит, самое богатое наследство получит.
— Я тебя больше всех на свете люблю! — говорит старшая.
— И я тебя больше всех на свете люблю! — вторит ей средняя.
— И я тебя больше всех на свете люблю! — повторяет меньшая.
А король им в ответ:
— Желал бы я услышать, как каждая из вас меня любит.
Тут я ваши мысли и узнаю.
Старшая молвила:
— Батюшка мне любого заморского кушанья дороже!
Средняя сказала:
— Батюшка мне самого красивого платья дороже!
Меньшая промолчала.
Тогда отец ее спрашивает:
— Ну а ты, дитя мое, скажи, как ты меня любишь?
— Не знаю, — отвечает меньшая. — Не могу я любовь свою ни с чем сравнить.
Однако пришлось и ей слово сказать:
— Без соли самое лучшее кушанье невкусно. Потому-то ты, батюшка, для меня будто соль.
Услыхал такие речи король, разгневался:
— Коли я тебе точно соль, пусть наградою тебе тоже соль будет. Насолю я тебе так, что вовек не забудешь.
Поделил он королевство меж двумя старшими дочерями. Младшей же велел мешок соли на спину привязать. А двум слугам — ее в дремучий лес отвести.
— Все мы за меньшую дочь молили да просили, — вспоминала королева. — Но никак нельзя было государев гнев смягчить.
Когда настал час нас покинуть, заплакала дочка, зарыдала. Всю дорогу в лес жемчужины усыпали. Вскоре, правда, раскаялся король в своей жестокости и велел по всему свету несчастное дитя искать. Только никому нашу дочь найти не удалось. Как подумаю, что дикие звери ее растерзали, от горя сама не своя. А порой себя надеждой тешу: может, она еще жива, может, где-нибудь в пещере укрылась либо у сердобольных людей защиту нашла. Когда я твою изумрудную коробочку открыла, вижу — в ней жемчужина лежит, похожая на те, что дочь моя из глаз своих роняла. Сердце мое так и зашлось. Скажи, откуда у тебя эта жемчужина?
Рассказал тогда юноша о старухе, которая ему жемчужину подарила. Со старухой той дело нечисто, она, должно быть, ведьма. Королевской же дочери он не видел и ничего про нее не слышал.
Надумали тогда король с королевой старуху в лесу отыскать. Раз у старухи такая жемчужина оказалась, может, она и про их дочку знает.
Однажды вечером сидела старуха за прялкой и пряла при свете очага. Вдруг за дверью послышался шум: вернулись с выгона гуси. Вскоре в горницу старухина дочка вошла. Подсела она к старухе, взяла свою прялку и стала прясть, да так проворно, будто молодая. Трудились мать с дочерью два часа, словечком друг с другом не перемолвились. Вдруг над окном захлопали крылья — и два огненных глаза заглянули в горницу. То была старая сова. Трижды сова проухала:
— Ух, ух, ух!
Старуха чуть веки приподняла и говорит:
— Пора тебе, доченька, идти, настало твое время.
Поднялась дочка, вышла из горницы и пошла. Куда же она отправилась? Шла она по лугам, по полям, все дальше и дальше, пока не пришла в долину, к колодцу. А возле него три вековых дуба росли. Над горами уже ясный месяц поднялся, стало так светло, что хоть иголки собирай!
Подошла старухина дочка к колодцу, холодной водой умылась и такой красавицей стала! Вместо седой косы — золотые кудри по плечам рассыпались, словно лучи солнечные отсвечивают. Такие длинные, что прикрыли ее всю будто плащом. Глаза красавицы точно звезды в небе блестят, а щеки — будто яблоневый цвет. Только, видно, невесело было у нее на душе.
Набрала красавица ковш колодезной воды, села на траву и горько заплакала. Слезы одна за другой из глаз на землю покатились. Так она, верно, долго бы еще просидела, но вдруг ветви ближнего дерева затрещали. Вскочила она, ковш с водой схватила и исчезла, будто огонек, что ветер задул.
Бежит она по дороге, как осиновый лист дрожит, а старуха ее у дверей избушки поджидает. Хотела было девушка рассказать, что с ней у колодца приключилось, а старуха засмеялась и говорит ласково:
— Я все знаю!
Повела она дочку в дом, зажгла лучину, но за прялку больше не села. Достала метлу и стала горницу подметать.
— Матушка, — подивилась девица, — зачем вы в такой поздний час за работу принялись? Что вы такое задумали?
— А ты знаешь, какой нынче день и час? — спрашивает старуха.
— Еще полночь не ударило, — отвечает девица, — но одиннадцать уже пробило.
— Разве ты запамятовала, — продолжала старуха, — что сегодня ровно три года минуло с того дня, как ты ко мне явилась? Больше нам вместе не быть. Нельзя!
Испугалась девица и говорит:
— Ах, милая матушка, неужто и вы меня гоните? Куда же я пойду? Нет у меня ни друзей, ни родного дома. Ведь я всегда вас слушалась. Не гоните меня.
— Мне тут, милая, жить не дольше твоего осталось, — говорит старуха, — и раз я отсюда уйду, чистоту навести надо. Так что
