я, нарисованная грубо и карикатурно — с некрасиво вытянутыми губами, скрюченными пальцами и откляченной задницей. Из-за края листовки выглядывала нога в тяжелом ботинке, явно метившая в эту самую задницу. Но самым обидным была яркая подпись
Осторожно, злая деревенщина. Откликается на кличку Ева. Любит жрать и виснуть на шее у парней. Полная бездарность, зато дешево. Если встретите — дайте пинка.
Я ошарашенно оглянулась по сторонам, но в коридоре стояла абсолютная тишина.
Это кто сделал? Кто?!
Ужас! Щеки моментально запылали от стыда, и я принялась срывать уродливые листы со стен. Руки тряслись, внутри тоже все тряслось от обиды.
Разве так можно?
А тут еще Доминик, как назло, вышел из библиотеки, и заметив, как я судорожно мечусь по коридору, естественно, заинтересовался происходящим. Выхватив у меня из-под носа очередную листовку, он ее неспешно расправил ее и прошелся взглядом по строчкам.
— Хм… мне нравится, — довольная улыбка растеклась на его губах, — люблю творческий подход.
Я не выдержала. Швырнула ему в морду все собранные листы и резко развернувшись, бросилась прочь.
Какой смысл подбирать? Все равно завтра эта гадость расползется по всей академии.
* * *
— Подъем, Ева!
Сегодня с утра Кайла была отвратительно бодра, а мне хотелось только одного — забиться поглубже под одеяло и носа оттуда не высовывать. Потому что все. Устала. Надоело. С меня хватит.
Мне полночи снились эти листовки, испещренные уродливыми рисунками и чужой смех. Я шла по коридору и со всех сторон меня обступали невнятные образы, все лица сливались в гадкий хоровод и периодически под зад прилетал увесистый пинок, но стоило только обернуться и за спиной никого не было. И ничего. Только туман, в котором проступал размытый образ Муравейника, ожидающего моего возвращения. Или красная табличка, с надписью о штрафных баллах и тишине.
— Никуда не пойду, — пробурчала я и накрыла голову подушкой, чтобы не слышать, как соседка бодро шлепает голыми пятками по полу.
— Подъем! У тебя есть пять минут до того, как я выйду из душа.
За стенкой раздался звук льющейся воды, а я изо всех сил попыталась сделать вид, что сплю. Пусть она оставит меня в покое! Пусть все они оставят меня в покое. Я просто хочу учиться, просто…
— Пять минут прошло! — раздался голос возле самой кровати, и одеяло было безжалостно стянуто с моей скрюченной тушки, — Ева, встаем!
Я нехотя открыла один глаз и уставилась на свою соседку:
— Оставь меня в покое, — попыталась венуть одеяло на место, но белобрысая коза прытко оттащила его в сторону, а потом и вовсе бросила на свою кровать.
Ну и ладно. Так буду лежать. Без всего. Замерзну и помру всем назло.
— Что у тебя опять? Вчера ни словом со мной не обмолвилась, сегодня опять рычишь.
— Все прекрасно.
Такой ответ Кайлу не устроил. Она как надзирательница встала надо мной, уперев руки в боки и грозно произнесла:
— Рассказывай. Что за обиды и почему ты со мной не разговариваешь?
— Да при чем тут ты, — я утомленно закатила глаза, — я просто очень устала. От всего.
По-моему, весьма исчерпывающий ответ, но Кайла им не удовлетворилась и бесцеремонно отпихнув меня к стене, уселась на мою кровать.
— Говори.
Ну я и рассказала. Про обидные листовки, про то, как Доминик смеялся, и про то, как меня все это утомило. Красиво рассказала. В красках, не утруждаясь выбором приличных слов.
— Ты расстроилась из-за того, что какой-то дурак или дура, картинки нарисовал?
— Тебе не понять.
Блондинка озадаченно замолчала. Думала, думала…
— Одеяло отдай, — пробурчала я, потому что по спине и голым ногам уже во всю носились мурашки.
— Перебьешься. Подъем, — вместо того, чтобы оставить в покое, Кайла звонко шлепнула меня по ляжке, — надо собрать эти листовки.
— Смысл? Все равно их уже по всей академии растащили.
— Может да, а может и нет. В любом случае мусор надо убрать.
Мне очень не хотелось вставать и заниматься этим бесполезным делом, но Кайла все-таки вынудила меня подняться.
На завтрак мы не пошли, вместо этого прямиком отправились в библиотечное крыло.
— Любуйся, — я махнула рукой на листовки, которые все так же валялись на полу и подоконниках.
Кайла взяла одну из них, покрутила в руках и, прочитав, обидные слова только фыркнула:
— Ерунда какая. Кто в своем уме, тот на это даже внимания не обратит.
— А кто не в своем?
Мне кажется, в академии таких предостаточно.
— А кто не в своем, на тех и смотреть не стоит, — с этими словами подруга принялась сгребать листы и запихивать их в холщовую сумку, которую ради этого и прихватила.
Глядя на ее старания, я тяжко вздохнула и принялась помогать, хотя была уверена, что толку от этого ноль.
Мы собрали все подчистую и отправились по этажам, проверять есть ли в других местах такой хлам. Он был, и мы молча его собирали. Я была очень благодарна Кайле за то, что она не говорила лишнего, а просто помогала.
На третьем этаже нас поджидал сюрприз, в виде Стражей первокурсников, занятых чем? Конечно, изучением листовок. Тридцать человек с бумажками в руках. Что они здесь делали в такую рань, я понятия не имела, но знала лишь одно — судьбе очень хотелось надо мной поиздеваться.
— Все пропало, — прошептала я. И в этот момент все как по команде обернулись к нам.
— Видела? — хмуро спросил здоровяк Браен, протягивая мне лист. Потом заметил скомканные листы, выглядывающие из авосек. — видела, значит.
Я угрюмо нахохлилась, выдернула бумажку из его рук и сунула ее в общую кучу:
— Понравилось? — огрызнулась и попыталась уйти, но Браен равнодушно загородил дорогу.
Начинается…
— Вдвоем вы долго провозитесь.
— Чего? — уставилась на него, силясь понять, о чем речь.
— Я говорю, рук у вас мало, — внезапно улыбнулся он, — помощники нужны.
Я так привыкла ото всех обороняться, что растерялась и, не зная, что сказать переводила взгляд с одного молодого Стража на другого. Никто из них не веселился и не смаковал содержимое листовок.
— Я…эээ…была бы очень благодарна за помощь, — у меня аж голос от волнения сорвался, а вся орава стражей под руководством Браена пришла в движение.
— Делимся. На группы по трое. Прочесываем учебный корпус. Самые быстрые до полигона.
— Я не уверена, что сможем все собрать даже с вами…
— Все и не надо, — он похлопал меня тяжелой лапой по плечу, — сколько сможем. А главное покажем, тем, кто это сделал, что ты не одна.
Кто бы знал, каких усилий мне стоило в этот момент сдержать растроганную слезу. Я
