оттого и вызвался.
Скользят вниз по течению русские струги, несут на себе пешую дружину воеводы Василия Ноздроватого из Звенигорода. Опытен воевода и удачлив, и дружина у него лихая, даром что половина конницы – крещеные татары разных юртов. Но главная сила – пищальники, пешая речная рать с огневым боем. Не раз лихие ушкуйники воеводы доходили до самых низов Итиль-реки, на камских берегах искали добычи и славы. Да и на берегах реки Казанки их хорошо помнят.
Становятся у Касимова на ночевку русские челны. Ратники разводят костры, варят кашу в медных котлах. На другом берегу хан Нурдовлат проводит смотр войск. Собираются у окской переправы казаки разных юртов. Кто у своего карачи в поход отпросился, кто своей волей поехал. Здесь самый лихой люд, жадный до подвигов и поживы. Помимо касимовцев кадомские казаки, темниковские, но все больше – мишари.
Нурдовлат не спеша едет вдоль конного строя, разглядывает свое будущее войско. Суров лицом крымский хан, щеки изрезаны морщинами. Многое он повидал: и безграничную власть, и предательство самых верных людей. И во дворце жить довелось, и в бегстве скитаться.
При хане Нурдовлате карачи знатных крымских родов набирают свои сотни. На родовитость не глядят, в таком походе сгодится любой. Но в первом ряду стоят мещерские мурзы со своими нукерами, им и достанутся главные должности в новом войске. А по должности слава и добыча.
Вдруг слышит хан гомон и смех где-то в конце строя. Подъехал, видит, как немолодой казак дразнит сушеным мясом огромного черного ворона. Пока не попросит ворон человеческим голосом, пока не поклонится, не получит лакомства. А как скажет ворон: «Рахмат» или «Салам», казак угощает его мясом.
Остановился хан, вместе с другими рассмеялся. Заметили, притихли все, увидев хана. Даже ворон улетел. А хан, еще улыбаясь, глянул казаку в лицо. Удивился, слишком уж стар казак, да и одноглаз к тому же. Разве это воин? Расспросил, кто таков, какого рода, в каких походах бывал. И видит хан, не простой перед ним боец, бывалый. И казаки в десятке при полном вооружении, в теплых одеждах, с запасными лошадями, с припасом для дальнего похода. Даже походную юрту с собой везут. Хоть и недолюбливает хан кыпчаков, что в борьбе за престол приняли сторону его брата, а вдруг решил:
– Пойдешь ко мне, в уланскую сотню вместе с твоими казаками. Пока десятником. А там поглядим.
Отъехал хан. Ибрагим посмотрел в небеса, вознося хвалу и благодарность Аллаху, а в небесах черный ворон кругами летает.
…Быстро добралось войско почти до Казани. А там к нему присоединилось еще несколько касимовских сотен.
– Ну, вот и сравнялись мы, Ибрагим, ты тоже уланским десятником стал, – смеется улан Исса, обнимая старого друга. Получил он от царевича Даньяра разрешение идти в поход с Нурдовлатом.
Давно спит татарский лагерь. Повалились усталые от долгого перехода татары у костров, укрывшись лошадиными попонами да потниками. Не спят лишь уланы десятника Ибрагима Беркузле, несут караул вокруг белого шатра хана Нурдовлата, охраняют его сон. Синее знамя с крымской тамгой над шатром легонько развевается на ветру. Холодный ветерок-то, рано этой осенью заморозки ударили. Не встанет ли Итиль-река, успеют ли струги воеводы Звенигородского дойти до нужного места?
Шепотом говорят уланы об этом самом «нужном месте». Знают, что наверняка есть в войске соглядатаи Ахматовых карачей. Пусть пока думают, что идет Нурдовлат Казань воевать. Ну да, уже прошло войско Нурдовлата по булгарским окраинам, пограбили городки и села. Но то конница, а струги-то с войском русского воеводы давно спустились по течению. Теперь пешая рать ждет подхода конницы. Для чего? Чтобы вместе ударить в «нужное место».
В этих мыслях не заметил Ибрагим, как задремал прямо в седле. Снится ему юрта над рекой, и жена Фатима пильмин горячий подает. Но не успел голодный казак его с блюда взять и зубами впиться, слетел откуда-то сверху черный ворон, громко каркнул и пильмин у него выхватил. Рассердился Ибрагим и замахнулся на ворона плетью. А ворон только громче каркает.
Очнулся улан, головой испуганно крутит. Видит ворона Хасана, что над ханским шатром кружит и каркает. С чего это он? Откуда? Никак за войском в ожидании поживы увязался. А чего раскаркался? Вспугнул его кто? А что за люди крадутся к шатру?
Свистнул улан Беркузле, поднимая тревогу, плеткой коня ударил, направил его к ханскому шатру. Услышала охрана свист, тоже лазутчиков заметила, и вот уже уланы валят наземь и вяжут двух татар. А за поясами у тех казаков пистолеты с кремневыми замками, и тащили они к шатру хана бочонок с черным порохом.
Бьет плеткой лазутчиков Ибрагим, требует сказать, кто их послал. Молчат казаки, шипят и изрыгают проклятья. Ничего, нукеры Нурдовлата им языки-то развяжут.
Доволен хан Нурдовлат, лазутчики оказались казанскими ногаями. Опасается казанский хан Ильгам, что Нурдовлат на Казань идет, вот и подослал убийц. Эх, отпустить бы их, чтобы подтвердили они его опасения, да нельзя. На жизнь потомка Чингисхана покусились, за такое быстрая смерть – самая легкая кара. Повесили лазутчиков прямо на берегу. А по войску объявили, что на Волге при впадении Казанки войско встанет, будет ждать отставшие обозы, а потом брать город.
Знает хан, донесут это обязательно и в Казань, и в Новый Сарай. Уверует хан Ахмат, что русское войско под Казанью застряло, без боязни пойдет на Москву. А обозы-то действительно отстали. Долго ждать. Только что казаку вольному обоз? Степь – ему постель, седло – подушка, конский потник – одеяло.
Следующим же утром конное войско хана Нурдовлата выступило. Без обозов и без юрт, с одними лишь сменными лошадьми. Прямиком – в сердце Большой орды!
Впереди едет довольный хан: видно, сам Аллах подсказал ему взять в свою сотню старого кыпчака.
За ханом и его нукерами – уланская сотня. Едет десятник Беркузле, и холод ему нипочем. На его плечах соболья шуба с плеча самого хана! Конечно, завтра же он спрячет ее в суму, чтобы не обтрепался ханский подарок. Но как хоть денек в шубе с царского плеча не покрасоваться?
1480 год. Не жалеть!
Кружит ворон Хасан над огромным городом, удивляется. Никогда еще настолько большого города не видел.
Велик Новый Сарай! На многие версты раскинулся он по берегу речки Ахтубы. Унаследовал город славу старой Батыевой столицы Сарай-Берке, но и на новом месте стал еще краше и богаче. Тысячи лавок и мастерских устроены вдоль реки по главной дороге, на площадях высятся мечети и минареты,
