но, в конце концов, рисковать – его работа.
Однако все изменилось после того, как Бучек поведал проводнику истинную причину своего появления в Зоне. После этого мирный забайкальский лес будто взбесился. Бучек видел, как напрягся Косорылый, как почти по-животному принюхивался и шагу не ступал без того, чтобы не бросить гайку.
Реку они перешли в другом месте, не по мосту с «медузой», а выше по течению, через галечную отмель, и сразу наткнулись на четырех мутантов. Мерзкие, вонючие выродки брели навстречу, неестественно дергаясь. Не верилось, что когда-то они были людьми, ничего человеческого в этих существах не осталось. Даже сейчас, вспоминая, Бучек содрогался от одолевающего его чувства гадливости. А тогда он невольно застыл на месте – не от испуга, а от омерзения.
– Не боись, – бросил, обернувшись, Косорылый, – мутанты не нападают на мирных сталкеров, но если опасаешься, можно и обойти их.
Но обойти не получилось, мутанты разделились. Нет, они не нападали, они, как выяснилось, всего лишь стремились загнать людей в какую-то пузырящуюся дрянь ярко-зеленого цвета. Наверняка ядовитую. Хорошо, Толик вовремя сориентировался и отступил назад, а потом несколькими меткими выстрелами из рогатки (кто бы мог подумать, что рогатка окажется вполне действенным оружием!) распугал уродов. Зато потом, когда они чуть не вляпались в растянутую между деревьями белесую паутину, вернее, это он, Бучек, чуть не вляпался, Косорылый заорал как безумный: «Назад, мать твою!» Спрашивать, чем чревато попадание в эту белесую дрянь, Феликс не стал.
Мертвяки еще долго волоклись следом, не упуская людей из виду. Хотя им и смотреть-то было нечем… А перед телепортом самый отчаянный из мутантов решил напасть. Вот и верь после этого словам проводника… Впрочем, Косорылый сам и решил проблему, без него Бучек бы не справился. Последние метры до телепорта они преодолели почти бегом.
Словак не жалел, что рассказал Толику об истинной причине своего визита в Зону. Не жалел он и том, что солгал. Ложь во спасение допустима и оправданна.
С этими мыслями он не заметил, как задремал. Снилось нечто несуразное. Проснулся, когда кто-то позвал его по имени, и не сразу сообразил, где находится.
Толик приоткрыл дверь маяка, и ледяной ветер, ворвавшись снаружи, принес запах йода и гниющих водорослей.
При свете дня Фолклендская Зона выглядела еще отвратительнее, чем ночью. Пронизывающий ветер, сизое небо, в котором что-то постоянно вспучивалось и клокотало. Вся эта мешанина время от времени набухала фурункулом и затем изливалась наружу лиловым гноем. А Толик как завороженный любовался этим гадким небом. Пялился восторженно, шевеля губами, потом упал на колени и забормотал. Ветер доносил до Бучека обрывки слов: «будь благосклонна», «постараюсь не прогневить», «с почтением приму». Потом сел на пятки и прикрыл глаза. Сверкнула молния – лиловая, непривычно молчаливая, без грома, – ветер трепал наброшенный на голову капюшон хламиды, но Косорылый полностью ушел в себя.
«И сколько это будет продолжаться?» – раздраженно подумал Бучек.
Он брезгливо посмотрел на проводника, с возмущением набрал в легкие воздух – сырой, с привкусом гниющих водорослей – и зашагал к виднеющимся вдалеке строениям. То ли накануне прошел сильный дождь, то ли здесь всегда было так, но под ногами порядком чавкало. Трава, издали казавшаяся сухими сероватыми стеблями, вблизи оказалась покрыта отвратительной бурой слизью. Бучек поискал глазами место посуше, без слизи, и направился вперед.
Вж-ж-ж… Рядом с головой что-то пролетело, зависло на мгновение метрах в трех впереди, и в лицо ударил сноп искр. Словак отпрянул назад, поскользнулся на травяной кочке и рухнул на спину, прямо в отвратительную жижу.
– Тебе жизнь надоела? Не мог подождать пять минут? Поперся напрямки, разве ж так можно?
Феликс открыл глаза. Над ним нависала кривоватая физиономия Толика. Помочь подняться проводник не спешил, и Бучеку пришлось порядком извозиться в грязи, прежде чем встать на ноги.
– Тут сухое место было, – пробормотал он, отряхиваясь.
– Дык сухое-то потому, что «электричка» висит. Неужто не заметил, что верх травы как огнем подпалило?
Косорылый бросил еще одну гайку. Налетев в воздухе на невидимое препятствие, маркер рухнул вниз, вызвав сноп искр. Дав подопечному в полной мере насладиться зрелищем, проводник буркнул:
– Ладно, идем дальше.
Болотистый участок закончился. Теперь грязно-серая трава стелилась под ногами колючей проволокой или, наоборот, торчала вверх непроходимым частоколом, через который приходилось продираться, заслонив лицо рукавом, – настолько высокой она выросла.
Хотя гравитационные аномалии, по слухам, здесь почти не встречались, Толик шел медленно, по старинке бросая гайку, как только его что-то настораживало. Часто попадались проплешины, заполненные ядовитой пузырящейся дрянью. Наступишь – разъест подметку за несколько секунд.
Вскоре трава сменилась раздолбанным асфальтом, сквозь трещины в котором лезло нечто черное и несуразное. Начало появляться подобие инфраструктуры – все старое, ветхое, покрытое язвами лишайника. Вопреки ожиданиям двигаться быстрее не получалось.
Они миновали скромное здание аэропорта с выбитыми окнами и поравнялись с шеренгой авиационных ангаров. На стене одного из них пристроилась «медуза» – круглое фосфоресцирующее вздутие диаметром полметра, гораздо больше аномалии, с которой они столкнулись в Забайкалье. От слегка пульсирующего радужного пятна к дороге тянулись щупальца. Коснешься – гравитационный удар плюс химическое поражение в месте касания обеспечены. Через пару лет, когда тело «медузы» вырастет до двух метров, сил у нее будет достаточно, чтобы гравитационным захватом подтащить к себе жертву и больше не отпускать.
Бучек недобро косился на аномалию, а Косорылый с умильной рожей вдруг заворковал:
– Ох ты ж моя красавица! Какая гладкая да ровненькая.
Он остановился на безопасном расстоянии, разглядывая «медузу».
– Эй, не пора ли метнуться комариком? – Бучек постучал по циферблату наручных часов.
– Сейчас метнемся, – буркнул Толик, не оборачиваясь.
Обещание Косорылый не сдержал, ну или под «сейчас» подразумевалось нечто другое.
– Быстрее, быстрее, – торопил его Бучек, – мы и так отстали на несколько дней.
Но Толик словно не слышал. Налюбовавшись «медузой», он бросился к какой-то причудливой каменюке и, присев на корточки, долго смотрел на… Да не на что там смотреть!
– Ну что ты там увидел, там же ничего нет? – злился словак.
– Дык… Как же ничего? – возмутился Косорылый. – Тень же есть. Вот сам смотри – я тень не отбрасываю…
Бучек хотел сказать, что тени не отбрасывают только порождения геенны огненной, но вовремя прикусил язык, потому что Толик уже продолжил:
– И у тебя тоже тени нет, и у того сучка, что когда-то был деревом, тоже нет, а у этой штуки есть.
Он передвинулся на несколько шагов и вновь принялся разглядывать странное пятно на растрескавшемся асфальте. Выдернул травинку, больше похожую на тонкую щепку, и начал тыкать палочкой в тень.
