в тебе романтики!
Он ошибался, конечно, но Никита, уставший от зимних насмешек, не торопился его переубеждать. Хотя сам он мысленно уже был в горах, спасал Солунай и, чего уж скрывать, Вассу тоже от огромной птицы. В мечтах птица от размера с пони выросла до гигантской птицы Рух, и все попытки здравого смысла убедить, что такое существо просто-напросто попадёт на интернет-карты со спутников, не помогали. Он бился с птицей, стрелял и побеждал. Даже полез искать информацию о гигантских птицах на Алтае. Нашёл только в каких-то замшелых мифах о кан-кереде – птице-хане. По одним версиям, она приносила счастье, по другим – беды. Никите было плевать, что она приносит. Он хотел защитить от этой птицы-зверя Солунай. И точка.
Пора было покупать билеты и ехать, чего ещё ждать. Так что Никита, убедившись, что последний экзамен у него простая формальность и готовиться не надо, направился к родителям. Для этой поездки он собирался быть во всеоружии, и при деньгах тоже.
К счастью, отца дома не оказалось, а мать ему была неизменно рада и легко перечислила требуемую сумму.
– Приятно, что ты заехал сам, а не написал сообщение с цифрами, – вскользь заметила она, обнимая его локтями – руки её были в муке, похоже, она снова пекла пирожки, чтобы отвезти им с Пашкой.
Никита почувствовал угрызения совести. Он редко заезжал домой, а к материнским приездам в общежитие подгадывал какие-то очень важные дела. И делал так всё чаще и чаще. Именно эти муки совести и подбили его на небывалое – он решил рассказать матери немного своих мыслей. Крошечку, чтобы она не начала беспокоиться.
– Мама, если бы чудовища существовали, какое было бы самым страшным? – издалека начал он. Ничего особо не ждал, мама всегда казалась ему человеком недалёким, полностью повёрнутым на готовке, уборке и выборе цвета штор. Как будто два мужика, он и отец, способны заметить разницу.
– Глупости, Никита. – Мама уже помыла руки и налила ему тарелку горячего супа. – Или ты меня подловить хочешь? Известно же, что самое страшное чудовище – человек.
– Нет, ты представь, что любые чудовища из любых мифов – правда. – Никита завелся с полоборота. Мама просто не видела «кур». Но если ей рассказать, то она никогда его не отпустит в заповедник.
– Я поняла, – спокойно ответила мама. – Давай представим. Все известные нам по мифам и сказкам чудовища живут в своих местах, домах, никому не мешая. Это человек влезает на их территорию и убивает. Скажешь, я не права? Вспомни хоть один миф, где чудовища собираются и идут войной на людей.
Никита задумался. В легендах он был не силён, немного помнил русские сказки и греческие мифы, вот на них он и планировал разобраться.
– Горгоны налетали и разрывали людей, а Медуза окаменяла взглядом, – вспомнил он.
– Они жили на отдельном острове, пока люди не приезжали на него, никто не страдал, – парировала мать. Она раскраснелась, глаза заблестели, а на лице появилась лёгкая улыбка. – Сразу туда же Сцилла с Харибдой, сирены и циклопы.
– Драконы. – Никита никак не мог вспомнить из греческой мифологии то, что ему подходило, так что он ляпнул первое, что взбрело на ум. – Они ели коров и овец, уносили принцесс.
– Пф, просто их ареал больше, они же крупнее, – снова ответила мама. – И потом, они же не идут войной на человечество, не выжигают королевство, а после этого следующее.
– А в «Хоббите» Смауг занял гору гномов. – К своему стыду, Никита понял, что он совсем не может переспорить мать.
– Потому что ему нужна была гора, – пожала плечами мать. – А потом он и вовсе уснул на много лет. И уж точно потом не пошёл ещё на одну гору, и ещё на одну.
– Мама, ты читала «Хоббита»? – Никита отвлёкся от спора, когда понял, что разговор уходит не туда.
Мать подняла бровь.
– Вообще-то, я читала и «Властелина колец». В двух переводах. И «Сильмариллион». Но давай не уходи от разговора. Эльфы, хоббиты, гномы – в большинстве своём они все сидят в своих чётких местечках. Расширяют свои владения и постоянно носятся только люди. В реальном мире так же.
– Немейский лев! – вспомнил Никита. – Он опустошал окрестности какого-то там города.
– Как я и говорила, – согласилась мать. – Лев, гидра, кабан, птицы – все, кого поубивал Геракл, жили в конкретных местах, их и опустошали. Но всех их убили люди.
– Ты так говоришь, потому что на самом деле не веришь в чудовищ, – распалился Никита. Его так и тянуло рассказать про поездку, но он держался из последних сил.
– Нет, почему. – Мама отрезала ему ещё хлеба и пошла проверить пирожки. – Я просто верю в то, что чудовища были, конечно, но кончились, когда их настиг человек. Человек ненасытен и неостановим. Браконьеры и сейчас убивают львов, тигров и носорогов. Как знать, может, до этого они так же охотились на драконов и гидр, объясняя это благородной целью защиты людей. Ведь люди всё дальше заходили на территорию этих существ, оказывались в опасности, и вуаля – это звери и чудовища виноваты.
Никита молча хлебал суп.
В голове закопошилось сомнение. Может, мама права? И зачем он тогда поедет охотиться на чудовищ, ещё и влезет в их дом со своими порядками?
Мама снова пошла проверять пирожки и достала противень из печки. Ненадолго дыхнуло жаром.
– Но человек именно такой, – не поворачиваясь лицом, пробормотала мама. – Это его суть – быть чудовищем. Те, кто чинно сидели по своим ареалам, или вымерли, или попали в унизительные Красные книги. Никто не хочет быть слабым.
Никита нервно хохотнул.
– Да ты прям философ, мама, – заявил он с улыбкой.
– Вообще-то, да. – Тон матери изменился, стал сухим. – Я закончила философский факультет в твоём же вузе, сын. И работала там несколько лет, так что меня ещё помнят, иначе вряд ли получилось бы устроить тебя комфортно.
Вот теперь Никите стало по-настоящему стыдно. И как он не задумывался о том, что мама могла где-то учиться и работать? Она всегда обеспечивала уют в доме, и он привык к этому. Ещё сильнее захотелось сделать что-то хорошее для неё. Может, всё-таки послать к чёрту Пашку с Егором и повезти маму… да хоть бы и в Турцию. Как он перестал ездить на отдых с родителями, они тоже перестали ездить. Никита понятия не имел, отдыхал ли отец, но мама точно никуда не летала.
Но Солунай… Нужно поехать и забрать её! Лишь бы мама была не против.
– Мама, а чем тебе не нравилась Янка? – издалека начал он.
– Ничего себе переход от чудовищ, – засмеялась мама. Неискренне засмеялась, и сама поняла, что это заметно. Улыбка исчезла. – Никита, я не против Яны. Красивая девочка, неглупая. Но она не москвичка. Даже мне,
