Защокин захохотал. Слюнько тоже затрясся от смеха. В этот момент машина резко дернулась вправо, ее тормоза завизжали, грузовик запрыгал по ухабам, а потом клюнул кабиной вниз и остановился. Все кинулись к бортам. Машина стояла, упершись радиатором в кювет. Из-под капота валил пар. Вокруг, громко чавкая сапогами, ходил водитель.
– Наверное, патрубок лопнул! – прокричал он. – Сейчас изолентой замотаю.
Водитель распахнул капот. Оттуда вырвалось большое облако пара. С неба лил дождь. Шофер испуганно посмотрел вверх и захлопнул капот.
– Нужно подержать полиэтилен, – крикнул он, – пока я починю агрегат. А то сейчас тут все водой зальет, и аут. Копец!
Алена, Бубнов, молоденький парень с усиками и молчаливый бородач, оказавшийся физиком, растянули над капотом кусок полиэтилена. Их ноги почти мгновенно ушли в грязь по колено. Вся четверка подняла руки вверх и замерла, напоминая то ли атлантов, то ли кариатид. Вода лилась по их рукам, затекала в рукава, неприятно холодила поясницу и стекала в обувь. Впрочем, обувь и так была утоплена в грязи.
– А долго стоять? – робко спросила Алена.
– Я замотаю изолентой патрубок, и все, – хмуро сказал шофер. – Сразу же поедем.
– А как же мы отсюда выедем, – прогудел бородатый физик, – если даже колес не видно, так глубоко они ушли в грязь.
– Будем толкать, – грустно сказала Алена, – а что еще нам остается?
– Толкать? – испуганно воскликнул Бубнов. – Насколько я помню, «ЗИЛ-310» весит несколько тонн.
Алена бросила на него удивленный взгляд. Дима тут же изобразил на лице крутость настоящего мачо.
– Ну что нам несколько тонн, – пожал он плечом, – вытолкаем, конечно.
Бородач посмотрел на Диму внимательнее. Его умные глаза сузились.
– Меня зовут Миша, – сказал он, – Миша Манусевич. Я физик из Обнинска. Меня привлекли к проекту исследования яйца динозавра в последнюю минуту.
– Очень приятно. Дима! – сказал Бубнов. – Я аспирант профессора Слюнько.
Водитель ковырялся в капоте. Оттуда все еще шел пар. У четверки, державшей полиэтилен в вытянутых вертикально вверх руках, постепенно затекли все мышцы.
– Еще чуть-чуть, и я уроню свой край, – сказала Алена. – Я уже рук не чувствую.
– Держись, – сказал Манусевич, – в кузове остались только женщина и двое пожилых мужчин. То есть кадровый запас весьма ограничен. Предлагаю еще немного потерпеть.
Его худенький коллега с усиками громко скрипел зубами. Это был высокий и тощий молодой человек, который в школе на физкультуре отличался тем, что не мог не только ни разу подтянуться, но и даже просто висеть на турнике. Впрочем, хилый юноша был круглым отличником, и ему многое прощалось. Сейчас, стоя с полиэтиленом в руках, он скрипел зубами и жалел, что не делал зарядку.
«Я не уроню, я не уроню, – думал он. – А то ведь вся вода выльется на двигатель, карбюратор, свечи и провода. И все! Больше мы уже точно никуда не поедем».
Он скосил глаза на Манусевича, но физик стоял спокойно, не дрожал, не бледнел, и дышал, как обычно. Молодой человек с усиками уже еле держался.
«Ну как же я могу отпустить сейчас пленку или позвать на помощь, если даже Алена держится», – думал талантливый хлюпик, чувствуя, что у него немеет правая рука.
Дождь все продолжался. В центре полиэтилена, который держала четверка, собралась большая лужа. Водитель что-то ожесточенно ремонтировал.
– Тяжело? – сочувственно спросила Алена Бубнова.
Ее светлый хвостик намок и теперь висел сосулькой.
– Нормально, – ответил Дима, испытывая сильное желание бросить проклятый полиэтилен, развернуться и уехать прочь.
Трудности всегда вызывали в нем раздражение. Он чурался какой-либо работы, предпочитая ее имитировать. Обычно Бубнов говорил то, что от него хотели слышать другие, а если его просили помочь, он не отказывался, а просто находил причину, по которой не мог это сделать. Например, говорил, что у него болит голова. Если надо было напрячься, у Бубнова сразу же находилось множество разных дел – все срочные. В Академии наук, где вполне можно было существовать, годами ничего не делая, он чувствовал себя неплохо. Но сейчас, с полиэтиленом в руках, он понял, что научная работа – это иногда совсем не то, что он себе представлял. Аспирант поглядел на Алену, мужественно державшую пленку в трясущихся от напряжения руках, на Манусевича, явно работавшего за двоих, так как бледный усатый юноша не столько поднимал полиэтилен, сколько держался за него, и начал прорабатывать пути отхода.
Как ни нравилась ему Алена, самого себя Бубнов любил гораздо больше. Его стихией были эмоции, страдания, томные взгляды, но не реальные действия. С полиэтиленом в руках, под холодным дождем и с ногами, по колено ушедшими в грязь, вся любовь к Алене в нем испарилась без следа точно так же, как и интерес к таинственному кольцу, охватывающему кость ископаемой лапы барионикса. Бубнова ничего больше не интересовало. Ему хотелось покоя и комфорта. Напрягаться он не мог, не умел и не желал.
– А-а-а-а-а! Ой! – взвыл Дима, бросая полиэтилен и сгибаясь в три погибели.
Алена ринулась к повисшему в воздухе краю и успела перехватить его. Теперь она стояла, держа пленку двумя разведенными в стороны руками, и покачивалась от напряжения.
– Что такое? Что? Тебе плохо? – взволнованно спросила девушка аспиранта, пытаясь одновременно смотреть на Диму и держать пленку.
– Аппендицит, – простонал тот притворно. – Надо срочно в больницу!
Он добрался до дороги и, картинно воя и корчась, упал у колеса «ЗИЛа». Бубнов вполне мог упасть и прямо в грязь, но ему стало жаль одежду. Увидев, что над ним склонилось испуганное лицо Марьяны Филимоновой, он страдальчески закрыл глаза, имитируя обморок.
– Ну, пойдем назад, – сказал Юрий, увлекая Викторию от ручья обратно в поросший лишайником туннель.
Девушка последний раз глубоко вдохнула горный воздух, так контрастировавший с затхлой атмосферой подземелий, и нырнула в коридор вслед за Бадмаевым.
– Давай руку, – сказал молодой человек.
Сушко вложила пальчики в его широкую ладонь. Длинные и влажные отростки лишайника, свисающие с потолка, коснулись уха девушки. Ощущение было омерзительным. Виктория наклонилась.
– Сейчас пойдем исследовать третий туннель, – сказал Юрий, уходя все дальше и дальше от входа. – Может, там нам повезет.
В этот момент на шею Сушко что-то прыгнуло. Острые лапки крепко вцепились в волосы и кожу Виктории. Девушка попыталась вздохнуть, но горло ее перехватило паникой.
– Что случилось? – спросил ботаник, останавливаясь. – Что с тобой?
Он направил желтый луч фонарика на девушку.
– Паук! – воскликнул ботаник. – Не двигайся.
Прямо на шее Сушко, шевеля отвратительными черными конечностями, сидел паук. Виктория сжалась, пытаясь исчезнуть, спрятаться, раствориться в камнях, сделать все, что угодно, но только избавиться от ощущения смертоносного комка на шее. Казалось, паук, шевеливший всеми своими восемью ногами, наслаждался ужасом своей жертвы.
