собаке, трогали душу. Стена, что я воздвигла между нами, дала трещину.
– Белла, если вы не согласитесь, то мне придется снова ужинать с Эльдой.
Это было сказано трагически театрально, а в глубине синих глаз мерцала улыбка.
– По-моему, неплохая компания, – заметила я.
Он засмеялся. Открыто, по-настоящему:
– Согласен. Но хочется, все же, более разговорчивого собеседника. Эльда, в основном, молчит. Кстати, – встрепенулся мужчина, – я тут облюбовал неплохой ресторанчик, где подают отменных устриц. Вы любите устриц?
– Нет, я больше предпочитаю чебуреки.
– Не понял, – на его лице отразилось недоумение. Пришлось пояснить:
– В детстве я их переела. Теперь не ем морепродукты вообще. Кроме рыбы.
Мы поднялись. Такса, в мгновение ока тоже была на ногах.
– Жаль, но ничего, – сдаваться Золотов явно не собирался. – Чебуреки, так чебуреки. Почему бы и нет?
Снова оглядываю себя в зеркале и представляю, как мы с Матвеем жуем горячие, истекающие соком чебуреки. Жирный сок льется по пальцам, и капает на мое белоснежное платье, предназначенное, для более романтичной трапезы.
– Ты же сама напросилась, – говорю я своему отражению.
– Тогда чего так расфуфырилась? – отвечает оно мне. – Понравиться хочешь?
– Ничего не хочу, – надуваю я губы. – Вот еще!
– Хочешь-хочешь, – отражение издевается. – Уже давно.
– А даже если и так? – в моих словах вызов. – Нельзя?
Отражение пожимает плечами.
– Беллочка! – прерывает этот странный диалог тетушка. – К тебе пришли. – И тут же ахает:
– Какая красотка!
Ее реплика смущает меня. Кажется, я еще не готова к признанию того, что хочу кому-то нравиться. Но тетушка совершенно не замечает моего смущения. Для нее это естественно.
– Ты не замерзнешь? – беспокоится она, разглядывая мой наряд. – Ночи уже довольно прохладные.
– Я не собираюсь задерживаться до ночи.
Но родственница игнорирует мой ответ, а вместо этого достает из комода пуховую паутинку.
– Вот, возьми, накинь на плечи.
Тонкий ажур окутывает мою фигуру.
– Тебе очень к лицу! – улыбается тетушка. – Дарю!
– Спасибо! – целую ее в щеку. – Возьму с собой, – и я прячу невесомый подарок в одном из карманов сумки.
– А Жанкин кавалер-то, ничего, – неожиданно переводит разговор тетушка.
– Не кавалер, а клиент, теть Валь, – смеюсь я.
– У Жанки, это, почитай, одно и то же, – машет рукой она. И добавляет: – Ох и падка на мужиков, девка!
– Она свободная, имеет право, – пытаюсь я защитить, то ли честь бывшей подружки, то ли собственную честь.
– Имеет, – легко соглашается тетя. – Никто ж не спорит.
***
– Красиво!
Смотрю, как уставшее солнце, золотя морскую гладь, медленно исчезает за горизонт. Морские закаты моя слабость.
Джазмен играет что-то лирическое и грустное, будто тоскует по ушедшей любви. Музыка трогает. Или это вино, разгорячившее вены, делает меня такой чувствительной, трогая запретные струны души.
Конечно, не было никаких чебуреков, а был изысканный ужин в уютном ресторане, с видом на море. Не было и сожаления, несмотря на то обещание, что дала я самой себе – никогда больше не иметь ничего общего с мужчинами из этой семьи.
Наши взгляды встречаются вновь, и я вижу, как в синеве его глаз отражается блеск заходящего солнца.
– Давно хотела спросить…, – замолкаю, потому, что в голове вертится сразу два вопроса. Наконец, выбираю, какой задать первым. – Что вы вообще делаете в нашем захолустье?
– Ну, я бы так не сказал, – мужчина улыбается. Пробует вино. Потом, будто задумывается перед ответом. И поясняет:
– Три года назад я приезжал сюда по одному важному делу, и мне понравилось это место. Здесь хорошо. Мало людей и много моря.
– Это сейчас. Летом на пляже яблоку негде упасть, – говорю я ему очевидное, и получаю такой же очевидный ответ:
– Поэтому, я не бываю здесь летом. Только осенью. Иногда, ранней весной. Люблю смотреть, как зацветает мой сад.
– У вас красивый сад. И дом. Я бы хотела в таком жить.
С моей стороны это совершенно искреннее признание.
– У вас есть для этого все шансы.
Не понимаю, говорит ли этот мужчина серьезно или шутит, и вообще, что он имеет в виду. Вижу лишь в глазах проблески смеха. Поэтому просто отмалчиваюсь. Отсутствие какой-либо реакции с моей стороны, видимо, его удивляет.
– Послушайте, Белла!
– Да, господин Золотов, – отзываюсь поспешно, и нарочито заинтересованно.
Он долго и внимательно рассматривает меня. Неужели озадачен? Но, я ошибаюсь. Похоже, мужчины этой породы непрошибаемы. Бокалы вновь наполняются золотистым напитком. Все мои протесты решительно отметены.
– Вы слишком напряжены, – получаю я пояснение. – Это поможет немного расслабиться и получить удовольствие от нашего общения и вкусной еды. Кстати, предлагаю перейти, все же, на «ты». Не против?
Я, не против. Но вдруг отчетливо понимаю, что не могу называть его имя. Просто не поворачивается язык. Набираю в легкие воздух и….
– Можешь ответить, почему ты и он, оба Матвеи?
Ждал ли он этот вопрос? Видимо. По крайней мере, был к нему готов – на лице не дрогнул ни один мускул.
***
Ночью, я долго не могла уснуть, снова и снова прокручивая в голове историю семьи Золотовых.
То, что у братьев довольно большая разница в возрасте, было итак понятно, но то, что когда-то эти двое были влюблены в одну женщину, стало для меня откровением.
Матвей учился на последнем курсе, когда встретил красавицу Марианну. Они познакомились на одной из молодежных тусовок, и он уже не помнил с кем тогда пришла эта девушка. Помнил лишь одно, что влюбился с первого взгляда. В ней его поразила скромность и какая-то странная обреченность во взгляде. Тонкая и хрупкая, будто фарфоровая статуэтка, она вызывала естественное желание обладать ею, и оберегать от этого грубого мира.
Их отношения развивались стремительно, и вскоре он узнал, что Марианна намного старше. Но эти семь лет юношу совсем не смутили, тем более что возлюбленная выглядела очень молодо, практически, как его ровесница.
В те годы, Золотов старший был уже практикующим адвокатом, причем, довольно успешным. Его фирма набирала обороты, расширялась.
Матвей сам попросил Евгения взять Марианну на работу, разве мог он подумать, что через несколько месяцев она выйдет замуж за его старшего брата.
Перед самой свадьбой бывшая возлюбленная настояла на встрече.
– Не хочу, чтобы ты держал на меня обиду, – объяснила тогда она. – Я не говорила тебе, но у меня есть сын. Ему десять. Ты же понимаешь, что повесить на тебя такое ярмо, было бы несправедливо.
Он пытался сказать, что ребенок никогда бы не стал для него помехой, но тщетно. Марианна от него не скрывала, что выходит за Евгения по расчету:
– Я должна думать о будущем сына. Мои собственные чувства здесь не играют роли.
Матвей тогда страшно обиделся
