его губы… если сейчас… если…
Внизу раздаются голоса — нам навстречу поднимается та самая группа во главе с проводником.
— Пропустим, а потом пойдем.
— Ага…
Мимо нас, оглядываясь с любопытством, проходит целая толпа существ, похожих на дарган — может это они и есть, не так уж я и разбираюсь. Я различаю в шепоте упоминание Миршельнасс — значит, это близкая к Тавросу планета. От пристального внимания неловко, я клубочусь на руках тура, желая и не желая одновременно слезть с его руки. Ему хоть не тяжело меня так держать?..
— Ты шутишь? В тебе и половины руфа* нет.
Вообще-то есть и даже больше, но…
— Лаадно…
Мне хочется глупо смеяться и укусить его за ухо — но я беру себя в руки. Укусить его можно дома, и я обязательно это сделаю, а каньоны сами себя не посмотрят.
… Тихие скалистые породы дышат песчаником, чуть слышно крошатся под ногами. Чем ниже мы спускаемся, тем становится теплее, появляется темно-зеленая растительность с плотными, грубыми и низкими листьями.
— Это улмун. Лекарственное растение. Растет в таких расщелинах и напитывается минералами.
— И как его собирают?
— Только вручную. Поэтому стоит очень дорого.
— Вам нужны лекарства? Мне казалось, туры вообще не могут болеть.
— Мы же не боги, — Мар ласково касается кончика моего носа. — Бывает, что и болеем.
Я зябко ежусь — не хочу думать о болезнях, не здесь и не сейчас.
Мы делаем остановку на небольшой площадке, и Мар отпускает меня осмотреться. Здесь внизу видно, что жизнь в том море была буйная — во многих скалах пробиты сквозные проходы и пещеры… последние распахнули безгласную темноту, и веет от них сыростью и теплом. В одной я замечаю шевеление… кажется, что ли? нет, точно шевелится…
— Мар… там что-то…
— Это мрок. Не пугайся, сейчас выйдет на нас посмотреть.
Я ничего не знаю про мроков — но даже если бы знала, все равно не сдержала бы вскрика. Огромная ящерица, похожая на варана, с булавчатым хвостом, выползает на свет, мигает четырьмя глазами… от нас ее отделяет обрыв и непомерная глубина, но черт его знает, как далеко прыгают эти лапищи?..
— Мроки не опасны. Они довольно дружелюбны, но если болеют или линяют, могут впадать в буйство. Увидишь мрока с посеревшей шкурой — беги и прячься.
— А что, рядом с нашим домом они тоже водятся?
— Рядом с домом нет, но мало ли с гор спустятся… На всякий случай. Запомнила?
— Серый мрок — бежать и прятаться.
— Умница.
Ящерица медленно моргает, а потом разворачивается и прячет в темноте пещеры свое темно-бурое, тяжелое и неповоротливое тело. Сколько их тут вообще? Чем они питаются? Когда монстр скрывается из вида, я чуть смелею и расспрашиваю тура о местных обитателях. В каньонах обитает множество разных видов, некоторые из них — эндемики, но мрок главенствует над всеми как местный царь зверей.
Мы спускаемся еще ниже — от влажности у меня уже выступает испарина на висках. Где-то гудят водопады, хоть и не такие ошеломляющие, как на Рах, но бурные, злые; они выносят из недр земли песок и камни, и купаться в бурых желтых заводях не тянет совсем. Вокруг воды гнездятся местные хищные птицы, такие огромные, что размахом крыльев наверное могут устроить небольшое торнадо. Но вопреки размерам очень пугливы и разлетаются, стоит нам приблизиться.
— Все нормально?
— Да, все хорошо…
— Ты дышишь тяжело.
Я улыбаюсь — здесь, во влажном и теплом воздухе, мне дышится легче, чем в прохладе нашего дома. И Мар, кажется, это понимает. Он приглаживает ставшие дыбом волосы — не хочу даже думать, что у меня на голове — и ничего не говорит словами.
Его взгляд говорит достаточно.
Мы поднимаемся обратно, когда становится уже по-настоящему жарко. На горизонте клубятся и пухнут лиловые тучи — успеть бы до дождя вернутся домой, мобиль-то придется оставить на въезде в город… Надышавшись, я придремываю на пути домой, чтобы проснуться от вспышки во весь небосвод — и упавшего с него грохота.
*руф — примерно 100 кг. Мар весит 2,7 руфа, Раш’ар — 2,4.
3-12
…Грозы на Тавросе — почти стихийное бедствие. По силе разрушительнее взрыва, молнии бьют с интервалом в несколько секунд, грохот стоит такой, что можно натурально оглохнуть, а идущая стена воды смывает целые участки леса со склонов. Хорошо еще, что совсем нет ветра — на такой местности он сильно не разгонится, но что творится в небе… страшно даже подумать.
Дождь настигает нас у самого дома, обрушивается на крышу и стены как водопад, мгновенно затягивая окна сплошным потоком. Мы успели поймать буквально пару секунд — и влетели уже мокрые насквозь. Слава богу, туры строят дома с учетом этих катаклизмов — и в каждом есть резервный генератор электроэнергии, а стены и фундамент выдержат напор, даже если на них обрушится плотина. Слабое место — окна — защищают специальными экранами, которые спускают с крыши.
— Уф… погода шепчет, ничего не скажешь… — вырывается у меня с нервным смешком.
Туника облепила тело вторым слоем грубой кожи — ее хочется снять немедленно. Я фыркаю и отплевываюсь от воды, убираю ее с лица, а она все равно без конца стекает, холодя шею и плечи, капает на пол — уже лужа наверное натекла… В прихожей — полумрак, рядом так же тяжело дышит Мар — мокрый, дрожащий, но жаром от него веет, как от печки. Еще бы, столько бежать, да еще и с весом, что бы он там про него не говорил…
— Надо переодеться и…
Я не успеваю договорить, как в тело врезается обжигающая твердь. За спиной, на спине, рассекая ее, давят тяжелые руки, вжимают в грудную клетку — как будто желая впитать меня по молекулам.
— Мар?..
— …
— Ты что?..
— … Я скучаю по тебе…
Я тянусь ладонями, под ними вздрагивают бугры напряженных мышц.
— Я тоже…
Вжимаюсь крепче… ближе… мне мало этого дня, мало этого времени, мне нужно больше… больше смотреть на него, больше слушать… больше, еще больше узнавать о нем… Тех крох, что перепали сегодня, мне мало, так мало…
Под чудовищный грохот снаружи я отрываю лицо от его груди… становлюсь на цыпочки… Вспышка на миг освещает лицо, будто выточенное из камня… я тянусь к нему ладонями, тяну на себя…
…его губы горячие — и почему-то очень сухие. Я касаюсь их своими… он кажется не дышит, а сердец его я не ощущаю, это просто мое решило биться за
