на талию, — и так и будешь ходить!
— Не знал, что тебе такие игры нравятся, — хмыкнул я.
— У меня самый озабоченный парень во всем Карпове, — парировала она. — А к озабоченным парням я не хожу.
— А то что, папа заругает?
— Папа не заругает, — фыркнула Дана, — папа сразу убьет!
Но возможная смерть от рук ее папаши меня волновала сейчас гораздо меньше, чем другой факт. Мы встречались уже неделю, я мог целовать ее как хочу, но только в губы, щеки и шею — а вот на все, что ниже, полное табу. Даже за грудь еще ни разу не дала потрогать, даже руку на попку пристроить не разрешает. При этом я щедро позволяю трогать меня всюду, но она не трогает — вредина, словом. Но милая. И моя. Моя милая вредина, которая сама не понимает, каких удовольствий лишает меня и, конечно же, саму себя.
Честно говоря, я и не думал, что все окажется так сложно. Я думал, мы наконец-то сойдемся, и я стану ее проводником ко взрослой, полной удовольствий жизни — как было с Аленой или Беллой. Тем более я же по глазам вижу, как ей нравится каждый мой поцелуй, каждая ласка, каждое типа запретное прикосновение. Однако с тех пор как мы начали отношения, она словно стала еще большей недотрогой, чем была до этого. Иными словами, плавно перекочевала из подруги без преимуществ в девушку без преимуществ. И я все не мог понять, чем же ее так пугают эти преимущества? И старался помаленьку, плавными, аккуратными шажками показывать ей, что преимущества это не так уж и страшно, иначе их бы и не назвали преимуществами.
Остановившись посреди пустого коридора, я притянул мою вредную милаху к себе, поймал ее охотно распахнувшиеся губки и начал целовать так, чтобы у нее подкосило ноги, закружило голову и напрочь снесло все запреты. Мне все казалось, вот еще чуть-чуть — она потеряет бдительность, я вдоволь ее пощупаю, и моя недотрога наконец поймет, как это приятно, когда мои руки на ее попке, и больше не будет этому противиться.
Дана была как мой персональный ивент-календарь, где я каждый день открывал новое окошко с новым подарочком. Сначала мы просто целовались, и ее губки упрямо смыкались, не пропуская внутрь мой язык — однако вскоре он обрел достойное место в ее ротике. Сначала она не прижималась ко мне, держа дистанцию — теперь же ее сочные холмики вовсю елозили по моей груди, и даже сквозь одежду я ощущал их мягкость и тепло. Сначала она вспыхивала и отодвигалась, когда что-то из моих брюк начинало постукивать ей по животу — теперь же явно наслаждалась тем, как это неведомое нечто приветливо вставало ей навстречу.
Каждый день приносил что-то еще, но и без этих открытий было кайфово. У меня уже было много девушек, но ни с одной такой близости, такого тепла, такого уюта я не чувствовал — я будто впервые после развода родителей снова оказался в семье, где можно часами болтать обо всем на свете, забыв про время, гулять по городу и просто держаться за руки. Если бы она еще мне давала… Но тут я Дану не винил. Отчасти был виноват ее папаша, вбивший ей такие строгие принципы в голову, а отчасти…
Прерывая поцелуй, резкий удар чем-то угловатым и очень колючим пришелся аккурат мне по спине.
— Извините, не заметила, — процедила Влада, от всей души треснув такого незаметного меня рюкзаком.
И протиснулась мимо с лицом «так тебе и надо».
— Смотрю, вы в ссоре? — спросила моя милашка, провожая ее глазами. — Что, больше не дружите? — прозвучало немного ехидно и осторожно одновременно.
— Да, немного в ссоре, — ответил я.
Хотя это было предсказуемо. Как только мы с Даной стали встречаться, мне пришло такое сообщение:
Влада: «Пока ты с ней мутишь, я с тобой трахаться не буду!»
Ну окей, хотя я тебе такие условия не ставил.
Я: «А я и не настаиваю.»
Влада: «И что это значит?»
Влада: «что ты весь такой хороший, правильный, верный, а я такая плохая, да?»
Влада: «а ты не охренел ли⁈»
Тут я понял одну простую вещь: если нашей звезде не трахать тело, то она начинает кому-то трахать мозг. Извини, Влада, но у тебя для этого парень есть. Этот вид секса, пожалуйста, оставь только ему.
Так что всю неделю она здоровалась со мной портфелем, а на мой резонный вопрос «можно как-то понежнее?» показывала фак — вот такая злая недотраханная колючка. Причем по своей же вине.
Пережив столкновение с обиженным ежом, мы снова обнялись и вышли на школьное крыльцо.
— И куда пойдем? — моя недотрога чуть поежилась от прилетевшего нам в лицо ветра.
— Предложение еще в силе, — напомнил я, обнимая ее покрепче, и начал перечислять преимущества: — У меня тепло и есть какао с печеньками. А еще шикарный вид из окна. Море, горы. А на потолке вообще панорамное окно, так что можно любоваться на облака.
— Ммм, — с иронией протянула язвочка, — и с какой же позы я, интересно, должна смотреть на твой потолок?
— Не вредничай, неужели тебе не хочется посмотреть на комнату, где я живу? Обещаю не приставать, — я даже руку поднял, правда, пальцы на другой все-таки скрестил.
— Ну… — начала Дана.
Я по глазам видел, что она уже почти готова согласиться. В этот миг по крыльцу сбежала Инна.
— Какая встреча! — аж всплеснула руками она, поравнявшись с нами. — Может, вас подвезти? Куда вы там, к Роме собирались? Трахаться?
Ну теперь уж точно нет, к Роме мы не собираемся.
— Нет, спасибо, — сухо отозвалась Дана.
— Все еще не даешь? — типа участливо поинтересовалась эта пиратка. — Ну и правильно, нечего его баловать. Ладно, тогда пока! — и, повернувшись ко мне, ехидно шепнула: — А ты неплохо держишься…
После чего звонко — нарочито звонко — чмокнула меня в щеку и убежала с довольным видом, как бы говорящим, сделала она это именно для того, чтобы усложнить мне переговоры. Так и подмывало шлепнуть ее по наглой заднице, но я не стал. Пусть тоже держится.
— Нельзя, конечно, такое говорить, — сказала моя милашка, с досадой глядя ей вслед, — но я бы не отказалась, чтобы ты поссорился со всеми своими
