– Мой план простой и действенный, – продолжал Джул. – Ты заводишь эту чертову колымагу, и мы мчимся прямиком в аэропорт. Со скоростью сто миль в час, если это возможно.
– Девяносто миль – максимум, что можно выжать из «Мазды».
– Этого будет достаточно.
– Выходит, задница все же важнее мужества, парень, раз наши планы совпали, – беззлобно сострил Шон, воротничок рубахи которого потемнел от стекающего по шее пота.
– Важно и то, и другое, – рассудительно заметил Джул, – не сохранив задницу, мужества не проявишь.
– Тогда вперед.
По-спортивному хлопнув по выставленной ладони напарника, Шон включил зажигание.
Жить ему осталось пять с половиной секунд – ровно столько же, сколько склонившемуся к приемнику Джулу. Прикрепленная к днищу граната не оставляла шансов на благополучный для американцев исход. Леска, протянувшаяся от кольца «РГД-5» к бетонному столбу, была с виду прозрачной и тонкой, но достаточно прочной, чтобы натянуться и выдернуть предохранитель, как только машина тронется с места.
А граната крепилась под бензобаком. А бензобак был заправлен под завязку.
Глава 16За упокой живых и мертвых душ
Бондарь не питал ненависти к какой-либо нации или расе. Он не считал, что место рождения, цвет кожи, язык, вероисповедание или культурные традиции являются критерием оценки отдельно взятого человека или народа. Врагами России могут быть как иностранцы, так и русские. Друзьями – тоже. К сожалению, Бондарю чаще приходилось иметь дело с врагами. Не его вина, что на сей раз они оказались американцами. Шон и Джул выполняли свою службу, Бондарь – свою. Просто это получалось у него лучше. Может быть, он просто сильнее любил свою отчизну? Зачем американцы приехали в Россию? Перекраивать ее на свой лад? Вредить ей всеми доступными им способами? Отрабатывать высокие оклады? Это не имело значения. Шон и Джул не принадлежали к числу желанных гостей родины Бондаря. Они приехали сюда по собственной инициативе, руководствуясь какими-то собственными соображениями. Что ж, их право. Но в таком случае сотрудникам ЦРУ не следовало забывать, что интересы и права имеются не только у них. Они забыли. Ну и хрен с ними. Когда Лиззи направляла соратников на пост наблюдения, было еще не ясно, чем это закончится. У Бондаря был четкий план, он ему следовал, вот и все. Существование Шона и Джула не устраивало его. Оно не устраивало также Лиззи. По большому счету, решение подставить цэрэушников созрело в голове Бондаря уже после того, как американка перешла на его сторону. Так он и поступил, хотя никакого морального удовлетворения по этому поводу не испытал. Кроме того, нельзя было сбрасывать со счетов тот факт, что в первую очередь Бондарь рисковал своей собственной головой. Шон и Джул еще слушали музыку и лениво общались в автомобиле, когда корейцы, вооруженные ножами, повалили на пол Лиззи и ждали новых распоряжений своего главаря. Бондарь не побледнел и не вспотел, потому что не умел управлять своим кровообращением или органами внутренней секреции. Но изобразить дрожание пальцев и учащенное дыхание ему не стоило особого труда. Перевоплощение в насмерть перепуганного человека прошло успешно, судя по торжествующей ухмылке Пьо.
– Протрезвел? – спросил он, усаживаясь напротив Бондаря. – Это хорошо. Я не люблю пьяных, особенно пьяных русских. – Потрогав кончик кинжала, он признался: – Честно говоря, трезвых русских я тоже не люблю. Вы вырождающаяся нация. Слабая. Не пройдет и сотни лет, как половина ваших территорий будет принадлежать соседям.
«Уж не вам ли?» – спросил Бондарь мысленно.
– Что вам от нас надо? – повторил он свой предыдущий вопрос, повисший в воздухе.
– От русских? – Пьо склонил голову к плечу.
– От меня. И от нее. – Бондарь показал пальцем на свою лежащую ничком спутницу.
– Я уже говорил, Женя.
– Извини, но я не совсем понял.
– Что вы против нас затеваете? – спросил Пьо, следя, как усилиями официантов стол заполняется множеством керамических мисок, плошек и соусниц различной формы. Посуда была украшена рельефным орнаментом нежно-зеленого цвета.
– Мы ничего не затеваем, – произнес Бондарь, делая вид, что ему трудно говорить.
– Так я и думал, – кивнул Пьо, подхватывая палочками ломтик сырого осьминога. – Тогда кушай. Попробуй горбушу, угря. Или вот, – он постучал палочкой по вскрытой раковине какого-то моллюска.
– Что-то у меня пропал аппетит.
– Извини, но ничем не могу помочь. Сыра и йогурта в корейских ресторанах не подают. Ты не знал?
– Подозревал подвох, но… – Бондарь почесал затылок.
– Продолжай, – предложил азартно жующий Пьо.
– Жадность фраера сгубила.
– Кто фраер?
– Известно кто. Тот, кто теперь сидит, как последний кретин, и не знает, то ли он приглашен за стол, то ли его самого подадут к столу.
– Ха-ха-ха!..
От гомерического хохота Пьо закачались бумажные флажки и фонарики, которыми был украшен зал. Рисинки разлетались из разинутого рта корейца во все стороны.
Испытывая почти непреодолимое желание заткнуть ему глотку одной из рыбин, поданных к столу, Бондарь тихо сказал:
– Я бы тоже смеялся на твоем месте. А на своем мне не очень весело. Скорее, наоборот.
– Ху-ху-ху!..
Держась за живот, Пьо скорчился от смеха и принялся раскачиваться из стороны в сторону, едва не опрокинув раздвижную перегородку.
Бондарь мог бы беспрепятственно прикончить его кинжалом, забытым на столе, но лишь потупился, ничем не выдавая своих чувств. Не для того он затеял этот спектакль, чтобы прерывать его на середине.
Катающийся по полу Пьо успокоился не раньше, чем сломал карликовое деревце в декоративном садике размером с носовой платок. Переводя дыхание, он снял черные очки, водрузил их на чайник, вытер слезящиеся глаза и произнес, прерывая речь похохатываниями:
– Ты на славу развеселил меня, Женя. За это тебе полагается чашечка доброй корейской водки. – Выкрикнув заказ по-корейски, Пьо снова перешел на русский язык. – Никогда не предполагал, что чекисты – такой потешный народ.
– Чекисты? – перебил корейца Бондарь. – Да я их на дух не переношу!
– Похвально. – Закончивший вытирать глаза Пьо нацепил очки. Он все еще ухмылялся, однако теперь эта ухмылка была свирепой. – Тогда не стану произносить тост за прошлое и будущее КГБ. – Он поднял чашку с налитой официантом водкой. – Лучше выпьем за упокой души.
– Чьей?
Не дождавшись ответа, Бондарь выпил свою порцию едкой, обжигающей жидкости. Вкус оказался именно таким, каким должен был быть вкус водки, настоянной на ядовитой змее. Заспиртованная в бутылке, она походила на свернувшийся спиралью корень бурого цвета. Бондарь передернулся.
