что скоро ей можно будет вернуться домой. Но она не хотела видеть знакомые лица в приюте, хотя отчетливо понимала, что больше ей идти некуда. Брат приезжал каждую неделю. Он просил у нее прощения и дарил подарки. А она чувствовала лишь горечь и жгучую, сокрушающую обиду, за которой больше не было ничего. Мать ее бросила. Брат – бросил. Она осталась совершенно одна, и это одиночество должна была разрушить Ангела, но и Ангела ее бросила, вернувшись к Богу.
Дверь скрипнула, и Эдола, вздрогнув, обернулась. На пороге стояла молоденькая медсестра.
– К тебе посетитель.
Она остервенело покачала головой, показывая, что никого не ждет.
– Он очень просил.
Эдола медленно, будто во сне, поднялась с кровати, на которой сидела последние пять часов. Заторможенным жестом поправила волосы, которые были заплетены в тугую косу, и позволила себя увести. Она знала, что у медсестры на поясе висит электрошокер, знала, что персонал больницы обучен реагировать на агрессию пациентов, но не отдавала себе отчета в том, как должна учитывать или не учитывать эту информацию. Она позволяла врачам пичкать ее лекарствами, но молчала на встречах с психологом. Единственным, с кем она говорила, оставался ее брат.
Медсестра вела ее по длинному светлому коридору, чистому и просторному, какому-то излишне стерильному. Эдола шла за ней, ступая ногами в мягких тапочках по гладкой поверхности пола. Ее мысли снова крутились вокруг того, что высшая награда для любого ребенка – не дожить до такого возраста, когда ты начинаешь понимать, что такое боль и страдание. Получить смерть из рук понимающего в момент, когда ты еще беззастенчиво счастлив. Когда ты осознаешь, в каком мире оказался, боль становится единственно допустимой реакцией. Эдола пробудилась от летаргического сна в четыре года. В четыре года она прекрасно осознавала, что брошена, что находится в приюте и что будущее у нее незавидное. Лучше бы она умерла раньше. Как ее дочь. Ее дочь прошла через очистительное пламя. И теперь она свободна.
Александр пребывал в зоне ожидания. Эдола почувствовала пронзительную горечь, которая уже давно заменяла ей чувство радости. Брат криво улыбнулся, посмотрел ей в глаза, и она увидела в темных зрачках знакомое безумие. Он был частью ее мира, хотя тоже бросил ее. Тоже ушел. Обещал вернуться. И теперь возвращался, несмотря на безвозвратно потерянное время.
– Я кое-что тебе принес.
Сестра остановилась около двери, а Эдола села в мягкое кресло рядом с Александром. Он похорошел. Волосы немного отросли, падали на лицо с высокими скулами, но складка рта стала еще тоньше, а взгляд холоднее. Эдоле нравился этот холод и эта надменность. Александр потянулся к ней и коротко вздохнул, когда его губы коснулись ее щеки. Она почувствовала терпкий аромат мужского парфюма и что-то еще, глубокое, дикое, практически первобытное. Брат отстранился с неопределенной улыбкой. Он положил ладонь ей на плечо, выражая поддержку. Но она знала, зачем на самом деле он к ней прикоснулся.
– Что принес? – тихо спросила она, не сводя с него неподвижного взгляда.
Он достал из портфеля несколько листков из скетчбука.
– Это.
Эдола медленно опустила глаза на рисунки. На них были изображены младенцы в виде ангелов. Множество рисунков с одним и тем же сюжетом. Ангелы с грустью смотрят на этот мир, провожая детей в последний путь.
– В этих рисунках нет жизни, – тихо сказала она. – И смысла.
– Ты хочешь их оживить?
Она медленно протянула руку и положила пальцы на шершавую бумагу. Ангел на ней замер в воздухе, глядя в небо. Его лик был печален и наполнен светлыми думами. Его отпустили горечи, он забыл про все сложности и проблемы. Он был соткан из покоя. Мы вышли из хаоса, туда и вернемся, но хаос есть истинный покой.
– Их должно воплотить.
18. Марк Карлин
13 апреля 2001 года
12:34, квартира Акселя Грина, Треверберг
Марк молча пил кофе. Стажер Логан пришел несколько минут назад и сейчас раскладывал распечатки на столе, готовясь к дискуссии. Аксель открыл окно и курил, прикрыв глаза. Он скрестил ноги, поставив правую на носок, сложил руки на груди и прислонился спиной к оконной раме. Корпус развернут к окну. Волосы собраны в хвост. Детектив не спешил говорить. Ему нужно многое обдумать. Карлин знал его давно и уважал в нем немногословность в подобные моменты.
Логан закончил с бумажками, налил себе кофе из кувшина кофеварки и сел за стол. Лицо посерело и будто бы замкнулось, губы упрямо сжаты. Это был все тот же студент из Гамбурга, но повзрослевший и определенно заматеревший. Если бы Марк мог что-то чувствовать в этот момент, он бы ощутил гордость. Практически отцовскую. При этой мысли стало нечем дышать. Он замер, ожидая, пока пройдет навалившаяся боль.
– Давай подытожим, – неожиданно предложил Аксель. – Мы успели обсудить не так много, я хочу ввести Говарда в курс дела.
– Валяй, – еле слышно проговорил Карлин и откинулся на спинку стула, подняв на друга затуманенный взгляд.
– Я тебе отдам протокол разговора с Марком чуть позже, – обратился Грин к Говарду. – Из важного – замок сломался несколько дней назад.
– После предыдущего убийства? – спокойно спросил Логан, бросив на Карлина короткий взгляд.
Марк с трудом перевел на него взгляд. Этот простой вопрос заставил профайлера снова рухнуть в бездну в поисках ответа. Ему пришлось на мгновение вспомнить, что жизнь до смерти Йорна существовала и была вполне сносной, несмотря на ссоры с Урсуллой. В той жизни, где все были живы и он ощущал себя почти счастливым, занимаясь единственно любимым делом и растя наследника, сломалась дверь черного хода. Ему нужно было вспомнить, как он узнал об этой мелочи, как Урсулла, которая только что получила собственный проект на центральном телевидении, сказала, что решит проблему. Как Йорн, который сидел на своем месте за столом, вдруг рассмеялся и потянулся к нему, сжав ручонки в кулаки. Нужно было вспомнить, во что одета жена, о чем они говорили еще. Какой был день.
– После, – наконец выдохнул он. – На следующий день.
– Значит, это могла быть и не случайная поломка, – продолжил мысль Логан. – Криминалисты признались, что замок осмотрели бегло. Тресс устроил нагоняй, думаю, скоро будет четкий вердикт.
Аксель кивнул.
– Марк, я считаю, что эти два убийства – не первые в серии, – сказал он. – Это первые картины, но не первые убийства. Мы решили проверить криминальную сводку за последние десять лет. Искали без вести пропавших детей до пяти лет, а также тех, кто был убит. Без сексуальных домогательств, садизма. Идеально было бы
