и всякие мелкие поселки. Очевидно, что Академия находится посреди какой-то пусть и зажиточной, но глуши. По крайней мере, ни в один большой город за всю дорогу мы так и не заехали. Конечно, какие-то вещи меня впечатляли сразу… однако память Стерлинга в каком-то роде играла со мной злую шутку, так как стоило мне увидеть что-то хоть отдаленно непонятное, как непонимание тут же сменялось весьма дотошными воспоминаниями о том, что и как устроено. В этом плане память тела работала безотказно. Вот только поездку это сделало не такой уж и захватывающей, как могло бы быть.
Студенты в автобусе вели себя по большей части спокойно и нормально. Всё же это не школьники на экскурсии. Большинство людей либо спало, либо слушало музыку и пялилось в окно. И только мои старые знакомые Каменев и Кислевский иногда бросали в кого-то бумажки и гыгыкали где-то сзади. Нужно ли говорить, что весь автобус встречал такое поведение как минимум недоумевающими взглядами.
Где-то так и прошли те два часа, что мы ехали к Богу. Автобусы со скрипом затормозили на окраине какого-то небольшого городка, и водитель громко оповестил всех о конечной остановке. Люди тут же подорвались с мест.
На улице было довольно шумно.
Честно говоря, почему-то я представлял себе это место как военный мемориал с музеем. Суровый и грустный, однако достаточно пафосный, чтобы привлекать к себе посетителей…
Я не мог ошибаться сильнее.
Когда мы прошли под огромной вывеской с надписью «Поверженный Чжунли» и показали на входе свои студенческие, оказалось, что внутри нас ждал…
Буквально парк развлечений, на отсутствие которого я жаловался немногим ранее.
Вокруг бегали дети с плюшевыми игрушками в виде миниатюрного Чжунли с двумя крестиками на месте глаз, по обе стороны от главного прохода стояли стенды с едой и развлечениями по типу дартса с физиономиями различных божеств вместо мишени, а на множественных стендах и плакатах Боги высмеивались не самым первосортным чёрным юмором.
— Как будто мы никак не можем определиться, кто из Богов нам не нравится больше… — пробормотал я, глядя на очередной игровой стенд, где нужно было бить по голове молотком целый пантеон Богов.
Петя хмыкнул, услышав это.
— Ну да, потому что так и есть, — он поправил очки и быстро глянул на Леру, что шла рядом. — Вроде как и сами Боги не понимают, кто у них самый-самый. Зевс, Ра, Один. Они грызутся друг с другом не хуже людей. Может, поэтому и вторая война так затягивается, — парень вздохнул. — Я хрен знает. Вот правительство Объединенных Герцогств и старается заставить нас ненавидеть их всех одинаково, чего распыляться. Да и вообще…
— Слыш, а думаешь, я ему всё-таки нравлюсь? Или не? Или он с той сукой-первокурсницей всё-таки мутит? — Ксюша громко и демонстративно перебила Петю, обращаясь к Лере.
Лера же не сразу поняла, что происходит, потому что довольно увлечённо слушала парня.
— Не знаю. Подойди узнай, — девушка пожала плечами. — Толку гадать-то? Неделю уже этот бред слушаю.
Ксюша с претензией уставилась на подругу, а затем цокнула языком.
— Мда-а-а-а-а… весёлые вы.
Я лишь ускорил шаг… Только чтобы через две секунды остановиться.
— И всё⁈
Петя подошёл ко мне и кивнул.
— Ага. К охране мёртвых Богов относятся довольно серьёзно.
Дело в том, что до самого массивного тела мёртвого Бога оставалось ещё метров 200. Тем не менее, мы уперлись в линию ограждения, чуть поодаль от которой стояли вооружённые люди. Дальше проход был закрыт. Смотреть на Бога можно было через бинокль, стоявший рядом, или со смотровой площадки чуть повыше того места, где стояли мы.
Конечно, сам Чжунли поражал масштабами. Его тело легко бы заняло целое футбольное поле. Боги идут в самых разных формах и размерах, когда дело доходит до их земного воплощения. Конечно, Чжунли в этом плане повезло. Интересно, сколько было мороки, чтобы завалить такого, как он, и сколько людей при этом полегло?
Табличка, что висела рядом с биноклем, говорила, что человеческие потери не составили и десятка мечников, однако…
Он, бл*ть, размером с футбольное поле, повторяюсь.
Я раздражённо вздохнул.
— Нет, так не пойдёт. Я хочу подобраться поближе.
Петя испуганно схватил меня за рукав и принялся шептать.
— Чувак. Это очень очень супер-мега-нелегально, — он сглотнул ком в горле. — С этим не шутят. Наказывают очень жёстко, пойми…
— Блин, — громко произнесла сбоку Лера. — Я бы тоже глянула на него… сверху скажем. Наверное, эпичный вид открывается.
Петя выпрямился, как по струнке.
— Да! — я заметил, как сильно он сжал кулак. — Вот например с вон тех рамп для софитов!
Ого, какой энтузиазм. Я посмотрел на него вопросительно.
— И что, ты знаешь как туда добраться, смельчак?
Он покачал головой.
— Ну, вон там есть запасная лестница, что ведёт прямо туда. Если бы её скинуть вниз… — он поправил очки. — Но проход охраняется.
Парень задумчиво оглянулся вокруг и, заметив толстый металлический трос, что скреплял платформу для подъема к софитам с землёй, хмыкнул.
— Разве что если по этому тросу, но сил у меня не хватит… да и перчаток нет, а так… все руки сожжём.
Я вздохнул.
— Руки у меня заживают быстро.
Подъем занял где-то минуту, всё-таки ползти было довольно высоко. Где-то уже спустя третье подтягивание по стальному тросу вверх на моих ладонях выступила кровь.
Дар Шезму. Тянемся. Дар Шезму. Тянемся.
Ход моих мыслей был примерно таким.
Впрочем, когда я добрался до вершины, вид действительно стоил того. Я сбросил ребятам запасную лестницу, а сам уставился на Чжунли во всём его великолепии.
Гигант лежал, свалившись полубоком, бездыханный, однако свежий — как живой. Одетый в гигантский красный халат, он лежал, прижав руку к сердцу. Вернее, туда, где должно было бы быть сердце. На месте груди зияла дыра.
Густая коса на в остальном лысой голове божества обвивала его шею и простиралась на несколько десятков метров.
Как вы его убили?
— Эй, Петь, — я хлопнул парня по плечу, когда он помогал Лере подняться по лестнице. — А что это вон там?
Около глаз Чжунли стояло что-то наподобие небольших зданий, около которых ездили какие-то миниатюрные машинки.
— А, — парень фыркнул. — Так центр добычи же.
Я не понял.
— Добычи силы?
Петя кивнул.
— Нектара, ага. Его уже потом перерабатывают в силу, — он пожал плечами. — Никто не знает,
