По выходным спит до двенадцати. Киви и Бломма сообщили, что он часто играет в солдатиков в песочнице перед домом. Маленький флегматик, похоже, принимал жизнь такой, как она есть. Я завидовал ему.
А с Игелем тем временем творилось что-то необычное. Мы выслеживали Оскара почти полгода и уже давно были готовы к подмене. Сведениями о жизни Оскара я исписал всю тетрадь Макиннса. Но Игель даже не удосужился в нее заглянуть, хотя я не раз предлагал ему это сделать. Казалось, желание вернуться к людям борется в нем с запредельным страхом быть обнаруженным. Игеля раздражала любая попытка поторопить события. Однажды Киви заявилась к обеду с огромным синяком под глазом.
— Что случилось?
— Этот гад меня ударил! Я просто сказала, что уже пора, а он… Я имела в виду, что пора обедать, а он, наверное, подумал, что пора начинать.
Никто не нашелся, что ей ответить.
— Я уже устала от этого козла. Не могу дождаться его ухода. Может, новый парень окажется получше, чем этот.
Я бросил еду и пошел искать Игеля, чтобы высказать ему все, что о нем думают остальные, но его нигде не было. Я заглядывал по очереди во все норы и убежища, которые он выкопал за последние годы, и окликал его, но ответа не получил. Несколько часов я рыскал в окрестностях лагеря и, наконец, обнаружил его сидящим на берегу реки и изучающим свое отражение. Он выглядел таким одиноким и беспомощным, что я сразу забыл о своей злости и тихонько присел рядом.
— Игель, с тобой все в порядке?
— Ты помнишь свою жизнь до того, как попал к нам? — ответил он вопросом на вопрос
— Смутно Иногда вижу во сне отца и мать, сестру или сестер, даже не знаю. И еще женщину в красном плаще. Вот и все.
— Я уже так давно здесь, что не уверен, смогу ли вернуться назад.
— Крапинка как-то сказала, что для нас есть три выхода, но подходящий только один.
— Крапинка, — произнес он с горечью, — она такой же глупый ребенок, как и ты, Энидэй.
— Тебе стоит прочесть мой отчет. Это поможет тебе собраться с духом.
— Как мне надоело общаться с идиотами. Не хочу говорить с тобой, Энидэй. Скажи ей, чтобы она нашла меня завтра утром. А отчет пусть читает Бека.
Он встал, отряхнул штаны и ушел. Как я хотел, чтобы он ушел навсегда!
Глава 17
После сеанса гипноза, устроенного Макиннсом, мое давно забытое прошлое стало лезть изо всех щелей. Фрагменты подавленных воспоминаний начали активно вторгаться в мою жизнь. Во время исполнения одной из песен Саймона и Гарфанкеля я вдруг запел на немецком языке. Парни подумали, что я забыл текст и стал вместо него нести какую-то чушь. Извинились перед аудиторией и начали заново. Все девушки, с которыми я знакомился, рано или поздно начинали напоминать мне какую-нибудь из знакомых фей. Если я слышал плач ребенка, то думал о том, что его или уже украли, или собираются вот-вот украсть. Глядя на фотографию настоящего Генри Дэя в шестилетнем возрасте, когда он первый раз пошел в школу, я видел себя таким, каким был сто лет назад. Я мучительно пытался вспомнить свое настоящее имя, но тот немецкий ребенок из моего далекого прошлого никак не хотел подпускать меня к себе.
Когда голова начинала трещать от всех этих мыслей, я пытался сочинять музыку. Часто возвращался в бар, поспав всего пару часов, наливал себе кофе, садился за пианино и представлял себя на сцене с большим оркестром. «Оскар-бар» стал моим домом. Я проводил здесь больше времени, чем где-либо еще. Сам Оскар приходил часа в два, потом подтягивались Джордж и Джимми, и мы начинали репетировать. Правда, к репетициям они относились с прохладцей и в основном курили и пили пиво.
Это случилось летом 67-го. К бару подъехал зеленый пикап Льюиса Лава, брата Оскара. Вскоре на пороге появился и сам Льюис. По его сгорбленным плечам сразу было понятно: что-то произошло. Оскар подошел к нему, и они некоторое время тихо разговаривали. Льюис при этом приложил пальцы к глазам, словно сдерживая слезы. Потом Оскар подвел брата к стойке, налил полный стакан виски, и тот залпом выпил.
— Племянник пропал, — сказал Оскар. — Полиция, спасатели и пожарные всю ночь искали, но так и не нашли. Ему всего восемь лет, блин.
— Как его зовут? — спросил Джордж. — Как он выглядит? Где его в последний раз видели?
— Оскар, как и брата, — заговорил Льюис. — Мы назвали сына в его честь. Темные волосы, темные глаза, примерно вот такого роста, — он приподнял ладонь над полом фута на четыре. — В голубой футболке и шортах, как говорит жена. На футболке — надпись «Чак Тейлор».
— Когда он пропал? — спросил я.
— Вечером он допоздна играл в песочнице перед домом. Когда стемнело, жена вышла, чтобы позвать его домой… — Льюис посмотрел на брата, — Я звонил сюда, но никто не брал трубку.
— Прости, чувак, я не слышал.
— Не время для разборок, — вскочил со стула Джордж и бросился к двери. — Надо искать мальчика.
И мы отправились к дому Льюиса.
Оскар и Льюис ехали в кабине, а я, Джордж и Джимми забрались в кузов. Пикап, подняв облако пыли, остановился на том месте, где заканчивалась дорога и начинался лес. Там уже стояла пожарная машина. Я понял, что мы находимся примерно в миле к западу от моего дома. Где-то далеко в чаще залаяла поисковая собака. Мы пошли на лай, выкрикивая имя мальчика. На вершине небольшого холма остановились.
— Поиски толпой нам ничего не дадут, — Оскар покрутил головой, — нужно разойтись.
Мне не очень нравилась идея остаться одному в лесу, но я не стал с ним спорить, чтобы не показаться трусом.
— Встретимся здесь в девять, — он посмотрел на часы. — Сейчас полпятого.
— У меня — четыре тридцать пять, — сообщил Джордж.
— А у меня — четыре двадцать, — почти одновременно с ним сказал я.
— Четыре двадцать пять, — произнес Джимми.
Льюис посмотрел на свои часы, потом приложил их к уху, потряс:
— А у меня вообще стоят, — он обвел всех потерянным взглядом. — Семь тридцать. Это когда я видел сына в последний раз.
Мы недоуменно переглянулись, но Оскар быстро нашелся:
— Сейчас четыре часа тридцать пять минут. Все переводим часы.
Я не мог не восхититься: вот как надо обращаться со временем.
— План такой, — продолжал Оскар. — Мы с Льюисом идем прямо, Генри — туда, — он указал мне рукой направление. — Джимми и Джордж
