о себе — перед отлетом, — с улыбкой сказала Таня. — До той поры они секретные.
Оксана мысленно похвалили подругу. Все-таки помнила, о чем говорил перед отлетом Бахов.
— К чему такая секретность? — удивился Игорь. — Я могу тебе прямо сейчас дать свой адрес, помер мобильника. Это дом напротив гостиницы «Минск».
— Потом, ладно? — сказала Таня. — Все это не нужные мелочи, а здесь так хорошо… Просто ходить, просто дышать, просто смотреть.
— Просто, просто! — с досадой сказал Игорь. — Это просто обычный турецкий курорт, не самый лучший, но вполне приемлемый. А за мелочами, как ты говоришь, стоит нечто большее.
— И что же? — спросила Таня.
— Девушка, которая мне очень нравится.
— Так уж и нравится?
— Представь себе.
— Не могу. Поэтому давай не будем спешить.
Игорь хотел сказать, что он и так не спешит, более того, непростительно медлит, но посмотрел на Таню и… улыбнулся. Да никуда она не денется даже в многомиллионной Москве.
— Пойдемте в летний театр, скоро начнется концерт, нужно столик занять, — сказал он.
— Но если твой певец будет плохо петь, придется какое-то другое развлечение придумать, — решительно сказала Оксана. — Тут есть ночная жизнь?
— Да вы с ума сошли? — возмутилась Таня. — Какая ночная жизнь? Нам осталось всего три полных дня на море. А это лишь утро и вечер, потому что после часа даже на море невозможно быть. Хотите потерять одно утро? Я возражаю!
— Принимается, — сказал Игорь. — Но я надеюсь, что певец вам все-таки понравится.
* * *
Турецкого певца звали просто Сулейман, даже без популярной приставки «оглы». Таня посмотрела на Игоря и засмеялась.
— Не нравится Сулейман? — спросил он, обнимая ее.
— Да нет, вспомнила, что ты забыл его фамилию. А фамилии-то у него и нет!
— Поэтому и забыл.
Они сидели довольно далеко от сцены, все-таки пришли поздно, когда свободных столиков уже не было. Но Игорь куда-то сходил, договорился, им принесли еще один столик и три стула, потеснили других и обеспечили полноправное присутствие на концерте. Сулейман был уже немолод, толстоват, лысоват и чем-то походил на Бахова, но голос у него и вправду был хорош — сочный, лирический баритон, сродни магомаевскому. Сулейман начал с турецкой народной песни, и это было воспринято как дань уважения государству, в котором они гостили.
Несмотря на протесты Тани, на столе перед ними стоял бокал с коктейлем. Игорь заказал себе виски с содовой, а девушкам по «тропиканке» и соленые орешки. Под турецкую песню и коктейли, и напитки, и орешки шли просто замечательно, и Таня скоро забыла, что возражала против напитков.
Сулейман перешел на классику мировой эстрады, затянул «Падает снег» Сальвадоре Адамо. Это у него получалось ничуть не хуже, чем у автора, пожалуй, даже лучше.
— Белый танец, — сказала Оксана, вставая из-за стола.
Игорь не стал возражать, и Таня осталась одна. Слушала песню и думала, что Сулейман мог бы запросто петь в «Ла Скала», собирать многомиллионные аудитории на стадионах, а вынужден выступать по курортным отелям, где хоть и все места заняты и люди стоят за пределами «зрительного зала», а больше трехсот человек вряд ли наберется. С таким-то голосом — почему? Не судьба? А что такое это судьба? Стечение обстоятельств? Решение свыше. Или первое по велению второго? И опять-таки — почему?
Она уже не раз об этом думала. Если бы не гибель отца в самое страшное для страны время, кем бы она теперь была? И она, и мать? Да уж, наверное, не библиотекаршей и не завучем в школе. Она могла бы возглавлять модный женский журнал, мать была бы… депутатом, видным защитником прав женщин, но не получилось. Кто так устроил? За что, почему? Ну, Оксана понятно, чем достигла благополучия, с Баховым тоже все ясно, номенклатурщик, вовремя подсуетился. А Игорь? За что ему дадено теперешнее благополучие? Талантлив? Сколько таких талантливых нищенствует?
Ему дадено за то, что у нее отнято. Почему? Неожиданно она почувствовала неприязнь к Игорю. Возможно, он талантливый менеджер, да и она ведь не бездарна. Статьи писала — хвалили, идей было много, да только грязь и мразь не терпела и защиты попросить было не у кого, поэтому и оказалась в библиотеке, на задворках жизни. А он — в шоколаде? Отец не просто погиб, его убили, она часто так думала, почти не сомневалась, только доказать это было невозможно. Таня допила свой коктейль, дождалась возвращения Игоря и Оксаны.
— Закажи мне «кровавую Мэри», знаешь, да? Водку с томатным соком и специями, — сказала она Игорю.
Он внимательно посмотрел на нее, потом улыбнулся и развел руками, что надо было понимать — как прикажете, и сам пошел к официантке. Оксане не пришлось изображать удивление, она и в самом деле была удивлена просьбой подруги.
— Танюш, все нормально?
— Конечно, — самоуверенно сказала Таня.
Зазвучала песня «Отель «Калифорния»», Игорь пригласил ее на танец, заверив, что «кровавая Мэри» будет стоять на столе, когда танец закончится. Он смотрел на нее с такой же нежностью, как и вчера, но Таня ничего не чувствовала. Просто переминалась с ноги на ногу, все больше и больше думая о том, что жизнь устроена очень несправедливо. Не бог весть какие оригинальные мысли, все кругом только и твердят об этом, особенно люди, которым повезло. Но почему ее определили в стан неудачниц? Надолго ли? Навсегда?
— Что с тобой, Танюша? — спросил Игорь.
— Да так, грустные мысли в голову лезут.
— Скажи, что нужно сделать, чтобы они исчезли и ты была… такой, как вчера?
— Ты уверен, что все можешь?
— Уверен, что сделаю все, что смогу.
— Грустные мысли могут исчезнуть, если не будет причины, которая вызвала их, — с усмешкой сказала Таня. — Моя причина не по карману даже состоятельным господам.
Да, Игорь был похож на отца, глядя на него, она видела… До того, как он ушел танцевать с Оксаной, а сейчас просто думала о погибшем отце. Она любила его больше, чем мать, — красивого, интеллигентного, настоящего мужчину. А Игорь — всего лишь смутная тень, иногда напоминающая отца.
— Ну, кое-что мне все-таки по карману, скоро докажу это, — сказал Игорь, целуя мочку ее уха. — Я сделаю тебя королевой этого бала.
Таня дернула головой.
— Не надо.
— Да что с тобой?
— Ничего, пригласи лучше Оксану, у вас с ней неплохо получается.
Игорь решил, что она приревновала его к подруге, — вместе ездили в город, обедали в ресторане, танцевали… Сама же хотела всего этого, глупо теперь обижаться. Впрочем, он любил повторять, что если душа человека потемки, то женская душа солнце. Во тьме что-то
