его опознал?
— Давай! — кивнул Марк. — А я пока снова поговорю с его друзьями. Может, они расскажут мне ещё что-нибудь интересное!
Он спустился в камеру для допросов и велел привести кавалера де Клюни. Тот за время пребывания в темнице полностью утратил былую уверенность и теперь испуганно и несколько заискивающе смотрел на графа де Лорма. Должно быть, сначала он полагал, что скоро это недоразумение разрешится, и он выйдет на свободу, но время шло, а он всё также оставался за решёткой. К нему никто не приходил, о нём, казалось, забыли, и ужасная мысль, что он так и останется здесь до конца дней, то и дело всплывала в его голове.
— Чем я могу помочь вашему сиятельству? — спросил он, глядя, как сиятельный граф перебирает листы протокола прошлого допроса. — Уверяю вас, я сказал вам чистую правду и готов возместить ущерб всем, кого мы потревожили в ночь маскарада.
— Скорее всего, вам придётся это сделать, — пробормотал Марк, не отрываясь от чтения. — Сумму определит суд.
— Я готов хоть сейчас! Но, уверяю, к смерти бедного Оноре я не причастен! Я, наоборот, очень огорчён, ведь он был моим другом!
— Скажите, де Клюни, — поднял голову Марк, — а с чего это ему пришло в голову вырядиться Купидоном, да ещё намазаться этой краской?
— Это его тщеславие, господин граф! Он только услышал о такой краске, как сразу загорелся желанием предстать в виде золотой статуи, а потом решил, что оденется Купидоном, ведь это даст ему повод заказать наряд из золотой парчи и приделать крылья на спине. Какой ещё образ дал бы ему возможность вырядиться в золотую парчу, не задев самолюбие его величества? В Купидоне есть что-то шутовское. Он предвкушал, как сможет позабавиться, стреляя в придворных стрелами с цветками вместо острия!
— От кого же он услышал о такой краске?
— От де Ривера. Тот сказал, что сам хотел намазаться ею, но так и не придумал, к какому наряду она подойдёт, а потом и вовсе выбрал костюм с маской. Он предложил краску де Лапорту. Я тогда сказал, что могу взять её себе, но Оноре заявил, что мне больше подойдёт козлиная голова. Я решил, что это будет довольно смешно, и согласился.
— Значит, идею с костюмом и краску предложил ему де Ривер, — задумчиво кивнул Марк. — А что вы скажете о намерении де Лапорта пойти на свидание с Анжеликой де Байе?
— Ну… — де Клюни мученически закатил глаза. — Я знал об этом, но Оноре велел мне держать язык за зубами. Если б король потом узнал, что он встречался наедине с его невестой… Это могло стоить ему не только должности, но и головы. Он сказал, что получил письмо от Анжелики, она ему нравилась. Потом добавил, что отстанет от нас в доме де Байе, и я должен буду увести остальных, сделав вид, что не заметил его отсутствия. Все были уже пьяны и ничего не заметили.
— А каким образом он получил это письмо? Его принёс посыльный или передал кто-то из слуг во дворце?
— Не знаю, — с огорчением признался де Клюни.
Отправив его страдать обратно в камеру, Марк вызвал к себе Матье.
— Вот что, дружок, — распорядился он, — выясни, где живёт кавалер де Ривер, и обыщи его квартиру.
— Что искать? — тут же уточнил сыщик.
— Нам известно, что это он заказал у аптекаря Тибо золотую краску и передал её де Лапорту. Так же я подозреваю, что и поддельное письмо Анжелики де Байе исходило от него. Ищите всё, что может подтвердить это предположение: черновики письма, образцы почерка, шёлковую бумагу, маленькие надушенные конверты или женские духи, красный сургуч.
Матье заверил его, что всё понял, и удалился.
После этого Марк снова допросил де Вьена, де Лакомба и де Говерна. Все они подтвердили, что это Мишель де Ривер дал де Лапорту золотую краску и навёл его на мысль одеться золотым Купидоном. Что касается письма, приглашавшего его на свидание с Анжеликой де Байе, то де Лакомб слышал о нём впервые, а де Говерн не знал, каким образом оно попало в руки де Лапорта. И только де Вьен, вдруг признался, что ему тоже было известно о письме.
— Я узнал о нём совершенно случайно, — тихо проговорил он, расправляя свои запачканные кружевные манжеты. Вид у него был потерянный и усталый. — Я слышал, как Оноре говорил об этом с Мишелем, и выражался при этом очень грубо. Он сказал, что хочет сначала сам проверить, достойна ли эта девица войти в спальню короля, или что-то в этом роде. Если честно, я испугался, потому что если это всплывёт, то будет громкий скандал и всех причастных могут наказать. Мне вообще не понравилось, что де Лапорт задумал встретиться с девушкой, которая может стать королевой. Мне показалось, что это не просто предосудительно, это возмутительно. Ведь это может быть истолковано как оскорбление его величества или даже как государственная измена. А я… Если узнают, что я знал и не донёс на них, то не признают ли меня соучастником? А если я донесу, то Оноре найдёт способ испортить мне жизнь… Я был в смятении, а потом решил, что мне вообще не стоит признаваться в том, что я что-то такое слышал и знаю. Потому я и молчал. Но теперь… Я предпочитаю признаться во всём и готов свидетельствовать в этом деле против де Лапорта и девицы де Байе.
— Как вёл себя в тот момент де Ривер? — спросил его Марк.
— Да, и против него тоже, потому что он прекрасно понимал, что происходит. Он даже обсуждал с де Лапортом, насколько безопасно будет ему в доме виконта де Байе, и что он сделает, если его там поймают. И при этом он подбадривал его и говорил, что если возникнут проблемы, нужно припугнуть виконта письмом. Дескать, если король узнает, что Анжелика пригласила Оноре на свидание ночью в свои комнаты, то о перспективе стать королевой она сможет забыть. Он ещё спросил у де Лапорта, не уничтожил ли он письмо, как она того просила, а тот рассмеялся и сказал, что он не такой дурак, чтоб собственными руками уничтожить столь ценный козырь. Вы видите, я всё это рассказываю вам, потому что возмущён их поведением и тем, что они намеревались оскорбить короля. Я готов свидетельствовать против них в суде, и, надеюсь, что это будет учтено при определении моей участи.
Марк задумчиво кивнул и велел тюремщику увести его. Поднявшись из камеры допросов, он ненадолго вышел во внутренний двор башни
