ненавистью кивнул китаец, явно имеющий в виду моего деда по линии матери.
Богатыря Дениса Августовича Сомова, имя которого без гнева не вспоминала ни одна китайская династия.
— Не особо любимый внук, — пожал я плечами, демонстративно крутанув крошечный поток ветра над своей ладонью.
— Ляо, — коротко представился в ответ китаец, не став уточнять что является пятнадцатым принцем правящей династии.
После устроенного им фейерверка сохранить это в секрете навряд ли удастся.
— Ты разве не спешил меня убить, Ляо, — нейтральным тоном спросил я.
— Мы оба знаем, что я уже не успею, — неохотно признал принц, покосившись на огненное зарево в нескольких километрах на востоке, где со скоростью метеора к нам приближался разъяренный русский Богатырь Макар Степанович Багратион.
— И ты всерьез полагаешь что я тебя отпущу? — угрожающе наклонил я голову.
Пробить его безмерно крепкий покров у меня может нынешних сил и не хватит, но задержать и навязать бой на истощение мне более чем по силам и китаец это понимает, а потому и не горит особым желанием подставлять мне спину.
— Чего ты хочешь? — тщательно скрывая напряжение в голосе, спросил китаец.
Из уст принца эта фраза означала что я могу загадать практически любое желание, и оно будет исполнено. Сейчас или позже. Не столь важно. Древние аристократы не бросают своих слов на ветер.
— Твое время, за которым я приду тогда, когда оно мне понадобится, — не раздумывая ответил я.
— …хорошо, — сквозь зубы процедил китаец, разозленный столь неконкретным долгом.
Он наверняка предпочел бы привычно откупиться деньгами или ценностями, но ограниченность во времени не оставляла ему выбора.
— И информацию, — тут же добавил я и дракон, будто понимающий, что его хозяин проигрывает словесную битву угрожающе оскалился полыхающими ярко-желтым пламенем клыками.
Теми, что у зверюшки еще оставались.
— Какую именно? — выдавил из себя китаец, заметив мой недвусмысленно повернутый взгляд в сторону окружающих нас трупов солдат царской армии.
С меня спросят почему я позволил врагу уйти.
Учтут мой низкий ранг, подавляющую силу врага, опасную обстановку, показания Романова и сведения менталистов, но спросят.
Ведь я останусь жив после столкновения с врагом восьмой ступени. Неслыханная удача для одаренного пятого ранга.
— Ты и сам знаешь какую информацию, Ляо, — прищурился я и в этот момент за спиной принца с оглушающим грохотом рухнул обездвиженный великан.
Его тело было изуродовано кровавыми вмятинами, конечности сломаны, а от каменной брони осталась только кровавая пыль.
В десяти метрах поодаль лежал на этот раз тяжело дышащий Федор Иванович Романов с изуродованными и вздутыми руками.
Вся северная область поля боя вокруг двух одаренных была в бесконечным разломах, украшенных сотнями ледяных деревьев и штырей.
— Если Федя сможет встать, с ним договаривайся отдельно, — тут же обозначил я свою позицию и по лицу китайца я понял, что он уже успел пожалеть, что решил пойти на переговоры.
А уйти силой после того, как он дал мне время передохнуть, Макару Степановичу Багратиону приблизиться, а своему приятелю проиграть, Ляо теперь явно не сможет.
— Они называют себя «Трезубец», — сдавшись, выпалил китаец и взмахом ладони разделил своего огромного дракона на три мелких и оседлал центрального, — и один из «зубьев» сейчас в Праге. Большего я сказать не могу, — с нескрываемыми просительными нотками добавил китаец, напряжение на лице которого росло с каждой секундой.
Казалось, лишь пара мгновений отделяет азиата от того, чтобы броситься в последнюю атаку и подороже продать свою жизнь, а это в мои планы не входило.
— Хорошо, — позволительно взмахнул я рукой, и в этот же момент три дракона синхронно развернулись и рванули в разные стороны, оставляя за собой разрастающиеся вширь полосы огненно-желтого магического пламени.
Один взял курс строго на север, второй на северо-запад и третий на северо-восток.
В какое из трех отправился сам китаец, а какие приманка, не удалось разглядеть даже с «Оком». Столб магического огня быстро перекидывался с земли на камни, деревья и поля, застилая черным дымом небеса.
И делал огонь это так быстро, что если мы простоим тут еще минут пять, то окажемся в кольце магического пламени выйти из которого не хватит сил ни у меня, ни у Федора Романова, что не торопился подниматься с земли, хоть и был в сознании.
— Почему отпустил? — раздался недовольный сухой голос Федора.
— Куда мне, жалкому ветряку, с первородными Витязями тягаться, — потягиваясь, посетовал я, — хоть и китайскими.
— Лжешь, — приподнявшись на локти, убежденно заявил Федор Романов, — ты мог его остановить.
— Тебе показалось, — отмахнулся я и поковылял в сторону лагеря.
Не моя работа объяснять недалекому княжичу основы политики и прописные истины, такие как неразумность убийства тех, кого можешь использовать.
А еще я не доверяю высшей российской аристократии, в которую в том числе входит Богатырь Макар Степанович Багратион, по неведомой мне пока причине не снимающий боевой режим и вместо преследования китайца продолжающий двигаться в мою сторону.
Глава 20
Сюрпризов и внештатных ситуаций на территории Пражского княжества я ожидал с самого начала этого длинного дня.
Сам факт нахождения на хоть и союзной, но враждебной и незнакомой земле такой желанной для очень многих аристократов приманки заставлял внимательнее относиться к любой внештатной мелочи.
От мелких перебоев со связью, до внезапного изменения меню на приеме.
Смертная человеческая оболочка столь хрупка, что способов ее уничтожить за тысячелетия развития общества накопилось бесчисленное множество. Даже на этой отсталой планете.
Слаженное нападение двух десятков высокоранговых иностранных одаренных сложно отнести к мелочам, но и пришли они не за мной. По крайней мере я точно не был их основной целью.
Слишком уж велик сопутствующий ущерб, для которого даже любой отдельно взятый род Рюриковичей был слишком мелким.
Да что там, даже половина всего могущественного клана Рюриковичей не пошла бы на это сознательно.
Нападение было столь дерзким и несло за собой такие колоссальные последствия, которые, вне всяких сомнений, скоро затронут каждый влиятельный род империи, а столь крупные заговоры еще никогда на моей памяти не планировались без великой цели и не менее великой выгоды.
И уж тем более, не планировались себе во вред.
А вред будет. И не малый.
Это далекий от политических интриг и выросший в диких снегах Аляски Федор Иванович Романов пока не осознает масштабов произошедшего, равнодушно
