Книга Солнце за нас! - Алексей Юрьевич Щербаков

выступали за крупные государственные хозяйства типа совхозов. Но ведь они всё-таки были не совсем отморозками и понимали: крестьян в это дело загнать не выйдет. Программа имелась у эсеров. Простая, как штопор — всё поделить между крестьянами. Но только вот эсеры зас…ли эту программу претворять в жизнь. Более того — Чернов кинул карательные отряды на мужичков, которые самостоятельно стали её осуществлять. И большевики, недолго думая, провозгласили «Декрет о земле». Его просто-напросто свистнули у эсеров. После этого большевики стали непобедимы. Дураки, которые влезли в войну с ними… Вечная им память.

Но вот помещиков и кулаков погромили, землю поделили. И что дальше? А дальше-то вышло хреново. Помещичьей земли оказалось не так, чтобы очень много. Так что мужички получили, скорее, моральное удовлетворение. Ну, может, они кушать стали сытнее, и в этом я за них рад. Да только дело-то в чем? Основную долю товарного зерна, то есть того, которое предоставляли на продажу, обеспечивали как раз крупные хозяйства. Которые погромили. И в этом времени дело обстояло хуже, чем в моей истории. Потому что Гражданская война была менее свирепой и людей в итоге погибло меньше. Ведь земелька-то распределялась между членами общины. И то ли ещё будет. Мы ведь гуманисты, а не хрен собачий. Например, стараемся организовать на селе медицинскую помощь. А значит — детская смертность уменьшится, количество людей возрастет. А возможна была и иная проблема о которой я и докладывал.

— Товарищи, вспомним 1916 год. В этом году урожай был 3,8 миллиардов пудов зерна. Товарный хлеб составлял четверть от производимого — около 950 миллионов пудов. Довоенные потребности внутреннего рынка были около 500 миллионов. Если учесть увеличение потребления хлеба, связанное с питанием армии, зерна все равно хватало с избытком. Так получалось по расчетам. На самом же деле Россия столкнулась с продовольственной проблемой уже в 1915 году, ибо производители не хотели продавать хлеб. Ждали «настоящей цены» и придерживали зерно. В случае обострения международной обстановки мы получим тоже самое.

Бухарин задергался. Он-то знал, в чей огород камешек. Николай Иванович решил стать Столыпиным № 2 и провозгласил ставку на зажиточного крестьянина. Но я и в том времени, в «перестройку» слышал враньё про то что «Россию накормит фермер». И где были эти самые фермеры? Нигде, кроме телевизора.

— Вы передергиваете! Это наш, советский, сознательный крестьянин, а не старорежимный.

Я поглядел на Бухарина с легкой грустью, как смотрят на безнадежно больного. Нет, правильно я сделал, что подменил в этом мире Троцкого, приклеив Николаю Ивановичу кликуху «Коля Балаболкин». Вот ведь вроде мы не в пивной за кружечкой, а в серьезном месте. А он несет такой бред…

— Товарищ Бухарин, вы рассчитываете на кулака.

— Не передергивайте, товарищ Коньков. Я призывал рассчитывать на крепкого хозяина.

— А вы вообще представляете, что происходит в деревне? Примерно половина крестьян находится в экономической зависимости от кулаков. Мироедов. Жлобов[55].

Знаете, есть поговорка: «придет весна — попросишь хлебушка»? А кулак — это представитель сельской буржуазии. Который за лишнюю копейку удавится. Или вы забыли слова Маркса о том, на что пойдет капиталист ради лишней прибыли? При любом обострении международной обстановки кулаки станут зажимать хлеб. И что тогда? Снова запускать продотряды? Вам мало было антоновщины? Эмигранты за границей ждут, не дождутся, когда в СССР разразится крестьянская война.

— Понятно, вы через своих сексотов[56] всё знаете, — огрызнулся Бухарин, но поперхнулся, увидев мой взгляд.

Николай Иванович являлся тем ещё треплом, но дураком-то он не был. И очень хорошо понял, какой у меня будет ответный ход. Я стану рвать тельник на тему, что я-то на бронепоезде половину России проехал, пока некоторые в Москве рожу наедали.

Однако меня опередил Сталин.

— Мы все знаем, что товарищ Коньков наладил хорошую информационную сеть. За это мы его и ценим. И попусту он говорить не станет.

В общем, Бухарин предпочел не обострять дискуссию. А я продолжал добавлять себе черной краски к своему политическому портрету. В самом деле, что обо мне и сейчас пишут за бугром? Комиссар, организатор массовых репрессий, потопивший в крови выступления таких свободолюбивых ростовских погромщиков и ярославских эсеров. А теперь эта сволочь собирается сгонять крестьян в колхозы. Впрочем, интеллигенты очень любят абстрактные рассуждения. В «перестройку» меня просто достали базарами «как сказал Достоевский о слезинке ребенка». Хотя это говорил не Достоевский, а литературный персонаж Иван Карамазов, находящийся в состоянии реактивного психоза. Да и сам тезис абсолютно бессмысленен. Вы станете покупать своему ребенку пятое мороженое, если он расплачется? Ну-ну. Потом такой ребеночек со спокойной совестью сдаст вас в дом престарелых.

На самом-то деле иного выхода, кроме коллективизации, у России не было. Столыпинская реформа прокатила бы в 1861 году. А рассуждения умников, что, дескать, лишних крестьян надо переселить в Сибирь… Столыпин был не самым плохим руководителем. Но он в итоге получил полмиллиона вернувшихся домой, потерявших всё озверевших мужиков, которые и стали основой революции в деревне. Да и в Сибири «столыпинские» в подавляющем большинстве с самого начала поддерживали большевиков. И с чего бы это?

Так что я полагал — раз уж такая судьба, то надо вести дело постепенно, без авралов. Ну, там создавать МТС и потихоньку компостировать народу мозги. Недаром мы у Муссолини покупали именно тракторы. Может, что-то путное и выйдет.

Кстати, насчет, тракторов. У меня на этом деле вышел конфликт с Фрунзе. С вояками-то как? Они, разумеется, хотели приобрести побольше всяких смертоносных механизмов. Прежде всего — самолетов. До них как-то не доходило, что армия, которой нечего жрать, воевать не сможет. А уж эти самолеты… В данной истории, как я уже упоминал, танки себя не показали. Так что доктрина Дуэ появилась гораздо раньше, да и выдвинул её какой-то немец. Но идея-то та же. Строим мощные воздушные армады и разносим у противника всё на хрен. В СССР развернуться этой увлекательной страсти мешала техническая отсталость страны. В вот французы и немцы вовсю клепали здоровенные тихоходные бомбовозы. Во главу угла ставилась высотность и грузоподъемность.

Впрочем, тут меня поддержал Слащов. К идее массовых бомбардировок он относился весьма скептически. Говорят, в узком кругу он бросил со свойственной ему непосредственностью:

— Бред это всё. Ни хера они не разбомбят.

Он-то как раз продвигал идею глубоких танковых рейдов. И лучшим арморов Великой войны называл французский «Рено». Самое забавное, что его поддерживал Буденный. Забавно-то было мне — я помнил, что в той истории они друг друга очень не любили. Буденный — очень тщеславный человек,