в компании или уволиться? Быть с Алессио или выбрать собственное я? Она не уверена в результате. Она хотела бы играть ради победы, а не участия. Ей хочется гарантий успеха. Ей нужна гадалка, которая уверит ее в положительном результате. Бенедетта не хочет ошибаться. Но что же тогда получается: разве жить – не значит ошибаться? Я считаю, жизнь именно такова. Но Бенедетта продолжает жить ниже своих возможностей. И на следующий день, и еще через день она появляется на пороге офиса в восемь утра, потому что ходит туда уже много лет, там ее ждут, и будильник специально заведен для того, чтобы она встала и пошла на работу. Вечером она вернется домой и позвонит Алессио, чтобы решить, займутся они чем-то вместе или нет, потому что они встречаются уже много лет, потому что он ей звонит, потому что между ними есть близость. Ее работа и ее бойфренд. Она уже не выбирает ни первую, ни второго, но держится за них, потому что они уже присутствуют в ее жизни, а присутствуют они в ней, потому что Бенедетта однажды сама их выбрала.
Бенедетта (и не только она) попала в ловушку времени. Она задается вопросом: если менять место работы – что она все это время делала на этой? Она спрашивает себя, не бросить ли Алессио, потому что переживает, что потеряла с ним два года, – а могла бы встретить мужчину всей жизни во время поездки во Французскую Гвиану. Она чувствует, что уже сделала выбор годы назад, когда нашла работу и партнера. С этого момента что-то в ней придерживается мнения, что отныне эти решения должны подтверждаться, а не пересматриваться. Ей крайне тяжело менять форму, которую она уже придала своей жизни. Она словно не оставляет места для мысли, что ей все еще позволено выбирать, что игра открыта, что она имеет все полномочия корректировать свой путь. Однако же это наполняет ее горечью за вложение сил и времени, которое она сделала. Бенедетта винит себя, что не сменила курс раньше, а может, и за то, что сразу не выбрала другие варианты. При этом она застревает в ловушке, тратит время.
Однако не Бенедетта первой начала тянуть с решениями. Мне кажется, это еще одна черта, свойственная взрослым молодым. В то время как молодые взрослые не знают самих себя, не имеют представления, чего хотят и на что способны, они понимают, что оказались в тупике и в экзистенциальном кризисе. Кто сумел продвинуться дальше, живет в другом состоянии: одного они достигли, другое приобрели, третье отбросили. Необходимость выбирать наложила ограничения на их жизнь, направила ее в определенное русло, позволила самоопределиться. Если замечают (а это случается часто), что их не устраивает сделанный выбор, они понимают, что нужно что-то менять, чтобы достичь удовлетворенности.
Однако взрослые молодые этого не делают.
Они, конечно, боятся. Выбрать означает отказаться от чего-то. Более того, их учили делать все правильно с первого раза, чтобы успевать справляться со всеми задачами и требованиями, которые преследуют их со всех сторон. И если позже они сталкиваются с тем, что приходится сделать еще две-три попытки, у них развивается патологическое чувство вины, что они не из тех, кто справится с чем угодно.
Насколько я понимаю, за этим стоит не только страх.
В возрасте между тридцатью и сорока мы впервые серьезно оцениваем, правильный ли выбор делали. Поначалу выбирать было страшно, но на вашей стороне была защита – возраст. Нас десантировали в жизнь, это так, но вся жизнь была впереди. Теперь возраст превратился в фактор риска. Предположим, отношения не приносят мне счастья, но, если я прекращу их, найду ли со временем еще одного партнера, от которого смогу родить ребенка? Пусть работа мне не нравится, а мой начальник – дрянь, но не меньше ли у меня шансов получить работу получше, чем у новоиспеченного выпускника? Согласен, я всегда мечтал хотя бы раз в жизни принять участие в Нью-Йоркском марафоне, но все откладывал, чтобы поставить галочку напротив остальных пунктов, которые уже начал выполнять и должен закончить. И вообще, посмотрим правде в глаза: смогу ли я натренироваться с нуля? Ведь я уже много лет не играл даже в футбол, а мне уже тридцать восемь…
Возраст превратился в фактор риска: отношения не приносят мне счастья, но найду ли я еще одного партнера, от которого смогу родить ребенка? Пусть работа не нравится, а начальник – дрянь, есть ли шансы получить работу получше? Всегда мечтал принять участие в марафоне, но смогу ли я натренироваться с нуля? Ведь я уже много лет не играл даже в футбол, а мне уже тридцать восемь…
Вот и получается, что человек не пользуется правом взрослого, чтобы выбрать себе жизнь по своему образу и подобию. В отличие от двадцатипятилетних, тридцатипятилетние в общих чертах понимают, какую жизнь они бы хотели прожить. В глубине души они интуитивно почувствовали, какой она должна быть. Направление, выбранное на каждом перекрестке судьбы (идти ли учиться и что изучать, куда отправлять резюме, где жить, с кем спать, как вести себя с родительской семьей, заводить собаку или нет), до этого момента руководило их действиями. Возможно, они оказались не совсем в том месте, в котором хотели бы оказаться, но это как раз показывает: они знают, где хотели бы быть.
Взрослые молодые сталкиваются со своего рода астенией: они измотаны, потому что каждый шаг дается им с огромным трудом. Топтаться на месте тоже трудно, за это приходится платить высокой ценой своего несчастья.
Так и получается, что отступление спасает от катастрофы.
Я раздумываю об этом, слушая Бенедетту. Она говорит, что не знает, как ей поступить. Если так, как поступила бы, не уверена, что это подойдет для человека, каким она себя чувствует. Я спрашиваю:
– Почему? А какой вы человек?
– Я двадцатитрехлетняя девушка, которой плохо, – отвечает она.
– Извините, что вы сейчас сказали?
Бенедетта на десять лет старше…
Ставим диагноз
Хотят быть другими
Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что проблема молодых взрослых – это уже не кризис молодых взрослых, но еще и не кризис собственно взрослых. Они переходят реку вброд, им приходится, не переводя дыхания, тащиться вперед, чтобы не утащило течением. С другой стороны, на мой взгляд, у них есть ряд преимуществ.
Люди, о которых идет речь, находятся в идеальном возрасте: они уже не слишком юны, но все еще молоды. Их родители еще не так стары, чтобы о них заботиться. Если у них еще нет ребенка, есть время им обзавестись. Если ребенок есть, этот вопрос для них уже решен. Если они не хотят детей, у них есть кое-что другое: они принадлежат самим себе. Они могут распоряжаться собой и действовать в соответствии с этим.
Смело? Да.
Самое ли это худшее, что может случиться в жизни? Я бы сказала – наоборот.
Молодые взрослые находятся в идеальном возрасте: они уже не слишком юны, но все еще молоды. Их родители еще не так стары, чтобы о них заботиться. Если у них еще нет ребенка, есть время им обзавестись. Если ребенок есть, этот вопрос для них уже решен. Если они не хотят детей, они принадлежат самим себе. Они могут распоряжаться собой.
Молодые взрослые, которых я встречаю в своем кабинете, приходят, чтобы рассказать, как они истощены. Но речь не о какой-то патологии. Я не преуменьшаю важность их просьб о помощи, не говоря уже о том, что не любой дискомфорт следует трактовать одинаково. Но их усталость… Испытывать ее на самом деле нормально. Они не стали моими клиентами несколько лет назад, когда были моложе, как Карлотта, и пришли ко мне потому, что решили привести себя в порядок, задаться вопросом о смысле своей жизни, почувствовать, что они все делают как надо, проследить за траекторией своего развития, понять причины, по которым в их собственной жизни или в жизни других что-то происходит именно так, а не иначе.
