– Ну-с, — сказала старичок Болотов, — давайте что-нибудь споём.
У него были добродушные интонации, и сам он выглядел — может, в силу возраста, — крайне безобидно. Петь перед ним было легко.
– Я спою «Улыбаюсь, а сердце плачет» — сказала я господину Болотову.
– Отлично, отлично, известная популярная песня, — сказал мой учитель музыки, и сразу заиграл эту мелодию.
– И раз и два, — сказал он мне, — и-и-и…
Едва ли я нуждалась в этом «и-и-и» указывающим мне, на каком такте вступать, я ведь была не ребёнок, и опыт пения у меня имелся. Но я не стала сердиться на доброго старичка и послушно запела.
Я очень старалась. В конце концов я вернулась для того чтобы петь, не так ли? Поэтому, я очень старалась показать себя в лучшем виде, и выдавала все те заученные интонации, которые успела приобрести за короткое время моей певческой карьеры в «Оршойе». Старичок Болтов сразу закивал, он прикрыл глаза, он покачивался из стороны в сторону в такт мелодии, и было очевидно, что он внимательно меня слушает.
«Кто сказал, что легко любить?» — допела я, и замерла, прижав руку к груди.
– Отлично, отлично, — произнёс господин Болотов, и я успокоенно вздохнула, но он тут же, не меняя спокойной, доброжелательной интонации, продолжил — вы совершенно истеричны, но ничего, это поправимо.
– Я истеричная? — поразилась я.
Потому что истеричной меня ещё никто не называл.
– Вы поёте истерично, — повторил Болтов, не назидательно повторил, не грубо, а так, как будто я действительно просто его не расслышала, — это поправимо.
Я, видимо, выглядела настолько поражённой, что старичок Болотов поспешил объяснить:
— Вы ведь пели в ресторане. Для ресторана вы поёте относительно хорошо. В некоторых ресторанах приветствуется такая манера пения, но вам предстоит выступать не в ресторане.
И дальше этот добрый, беззлобный человечек продолжал всё в том же духе. Во всё той же спокойной манере он раскритиковал все — и интонации мои, и то, как я извлекаю звуки, и даже то, как стою. С первого занятия я выходила, буквально прозревшая — не в самом приятном смысле этого слова, конечно.
— Но я смогу петь на концерте? — вопрошала я старичка, провожая его до дверей, — точно смогу?
— Сможете, сможете, не беспокойтесь, — успокаивал он меня, — так или иначе, но петь вы будете.
Я не успела вы проводить господина Болотова, а в дверь уже снова звонили. Сама я дверь никогда не открывала, это делал робот охранник.
— Госпожа Каренза Уителл просит позволения войти, — произнёс робот механическим голосом.
Я не предупреждала Карензу о том, что возвращаюсь в космос, и по приезде я тоже ещё не успела с ней связаться. Но, видимо, найти меня труда не составило.
— Да, конечно, впустите!
Я соскучилась по мачехе. Но ничего хорошего я сейчас от неё не ждала. И правильно делала — взгляд Карензы метал молнии. Она не набросилась на меня сразу только потому, что старичок Болтов ещё не ушёл — он долго здоровался с Карензой, долго ей представлялся, долго говорил дежурные любезности. Когда за ним, наконец, закрылась узорчатая дверь шлюза, гневный запал Карензы чуть-чуть поутих.
— Дай мне воды, — приказала она, тяжело опускаясь на бархатную софу.
Я хлопнула в ладоши, и на пороге появился робот-лакей со стаканом воды.
— Я рада тебя видеть, — сказала я Карензе.
— Не ври. — грубо сказала Каренза, ставя стакан с водой обратно на поднос. — Вижу, ты неплохо устроилась.
Бывшая квартира Севелена действительно выглядела очень достойно. Повсюду были стеллажи с книгами, всюду полированное, тёмное дерево, тяжёлая, старинная мебель, много антиквариата.
— Да, у Эбрела есть вкус, — сказала я, — это его квартира.
— Ты так спокойно это говоришь, — процедила Каренза, — видел бы тебя отец! Бедный Джуэн, никогда не думала, что скажу такое, но я рада, что он не дожил до этого дня!
Это было слишком. Отца я любила.
— Ну да, я выхожу замуж за богатого. Но ведь и ты так поступала. Четыре раза.
Но Карензу было не так то просто смутить.
— Я выходила замуж за достойных и благородных людей, с хорошей репутацией. А не за повесу, замешанному в самых сомнительных делах! И я выходила замуж! А где твоё обручальное кольцо?
— Эбрел женится на мне!
Каренза усмехнулась
— Теперь, милочка, это уже неважно, — гаденько сказала она, — после того, как ты сбежала с ним из под венца, после того, как ты запросто тратишь его деньги, живёшь у него — уже неважно, выйдешь ты за него или нет.
— Я не с ним бежала из под венца!
Каренза сощурилась было, что бы ответить какой-то новой колкостью — но так ничего и не сказала. Вместо этого она отпила ещё воды.
— Все гораздо хуже, чем ты думаешь, — сказала она, наконец. — Я так на тебя разозлилась, что забыла, зачем вообще сюда пришла.
Каренза вздохнула, и гнев окончательно ушёл с её лица.
— Я только что из полиции, — сказала она мне, — меня там спрашивали о тебе.
42. Вертихвостка.
Я пригласила Карензу в кабинет, бывший кабинет Севелена. Там, среди медицинских томов и анатомических пособий, мы с ней сидели у камина и пили чай, который принёс нам робот-лакей.
— Ты, похоже, произвела на инспектора Виллемса неизгладимое впечатление, — язвительно произнесла Каренза, — с его слов я поняла, что он считает тебя чуть ли не виновницей всего. Ты соблазнила Севелена, соблазнила Эбрела, соблазнила Бэзила, и того мальчика, который пострадал при взрыве, Зегзицу, тоже. Потом ты сбежала от Бэзила вместе с Эбрелом, или с Севеленом — инспектор ещё не определился. Главное, ты сбежала на их корабле, и там, из-за тебя, возник такой конфликт, что корабль аж взорвался. А потом ты каким-то образом, — может, силой мысли? — призвала этого Зегзицу с его космическим челноком, и спаслась на этом корабле вместе с Севеленом.
Я рассмеялась.
— Это совсем не смешно, Алесия, — сказала мне Каренза, — инспектор мне это всё говорил всерьёз. И он не единственный, кто так думает.
Я поставила свою чашку на маленький резной столик.
— Но я не была знакома ни с Севеленом, ни с Эбрелом.
— Знаешь, Алесия, после всего что ты натворила, я уже ни в чём не уверена, — пожала плечами Каренза.
— Ты так и сказала инспектору? — поразилась я.
— Нет, конечно. Я сказала правду. Доньярты не были нам представлены, мы их не знали. Но инспектор Виллемс сомневается. Он думает, что ты могла познакомиться с Доньяртами в один из наших приездов на Венеру.
— Это не так, Каренза.
