внимание отвлекут, что в нашем положении совсем неплохо.
— Кто там?
— Дерк, как я и предсказывал. И Дари, скорее всего. Скоро им будет не до нас. Возможно, через… часа три-четыре прорвутся, но мы управимся раньше. И лучше не обращай на них внимания, Роман. Мы сейчас в разных плоскостях: и пространственных, и временных.
— Эвклидова геометрия, черт бы ее побрал, — зло прошипел Роман, глядя на то, как туман сгустился в нечто неприлично живое, очертаниями напоминающее змея с птичьей головой. Из клюва гадины шел бурый дым с ядовито-зелеными искрами.
— Интересная наука, зря ты так.
— Когда смотрю на такое, понимаю, почему среди вас больше всего художников.
— Не отвлекался бы ты, а? — проворчал Некр. Ему к пестроте навьих чудушек было не привыкать, в отличие от рыцаря.
— Наши планы меняются?
Некр качнул головой в жесте отрицания.
— Корректируются?
— Нет, — некромант вдохнул, как перед прыжком в воду. — Ты спускаешься к оберегу и вкачиваешь в него столько, сколько сможешь. Но! Будешь валяться в грязи по моей команде, никак иначе.
— А что, позволь поинтересоваться, станешь делать ты? — Роман в восторг от услышанного не пришел, что лишний раз напомнило о его не совсем рыцарском происхождении.
— Всю грязную работу я оставил тебе, — признался Некр. — Ты только взгляни сколько там глины. Ужас же! Ботинки можно выбросить сразу.
— У тебя есть еще. Не прибедняйся.
— Разумеется. Но валяться в грязи все равно тебе. Я же займусь сущей ерундой: стану отвлекать и провожать на тот свет нашего узника, но сначала следует разобраться с юной леди.
— Какой еще… — но Роман не договорил, наконец разглядев ту, за которой Некр, наблюдал уже давно.
Сияние сплелось в туманный кокон, а затем развеялось бесследно, оставив на камне то, чем становится сверх, долго заключенный в земле, бессильный покинуть свою тюрьму и одновременно купающийся в безграничной силе.
— Из нее делали стража и жрицу — проводника силы. Однако шло время: часами проносились тысячелетия, минутами — века, а секундами — годы. Она разочаровалась в своем предназначении и изменила ему, — тихим замогильным голосом нараспев принялся рассказывать Демон. Шелестящий голос должен был бы пугать, однако Некра он успокаивал.
— Признаться, не могу винить ее за это, — произнес он, ни на мгновение не отрывая взгляда от золотоволосой и золотокожей обнаженной девушки лет восемнадцати на вид, одновременно соблазнительной и отталкивающей, беззащитной и смертельно опасной. Она сидела на камне-обереге, медленно поднимающемся из-под земли, слегка откинувшись назад, опираясь на кисти рук, широко разведя ноги, демонстрируя себя, как сказал бы Демон, во всей красе. Вот только некроманта охватывал такой ужас, что ему было явно не до девичьих прелестей.
Ужас рождал некто, вылезавший из земных глубин, но и жрица — тоже. Некр никогда не мог похвастаться дальнозоркостью, но не сомневался — у нее не было глаз. Вместо них темнели провалы, полные черного тумана, — бездна, не имевшая ни малейшего отношения к мраку или тьме. Из взора девушки выходило само ничто, а по щекам катились кровавые слезы.
Она резко встала, словно двигаясь в танце, качнула бедрами, подстраиваясь под слышимый лишь ей ритм. Сейчас все окружающее пространство было завязано именно на ней. Движение руки — тонкая длинная нота, взятая скрипкой. Взмах стройной ножки — трель свирели. Груди — полные водой меха, готовые утолить жажду всех путников, умирающих в пустыне, — колыхались в такт биению потусторонних барабанов. Она провела по ним пальцами, будто намекая; взяв прямо из воздуха золотой тонкий жезл, ударила им по камню.
— Осторожно! Расколешь же! — выкрикнул Некр, благо, голос вовремя осип, и не позволил ей расслышать слова.
Выругавшись, некромант замотал головой, но от потусторонней музыки так и не сумел избавиться. Ритм заполнял все вокруг, и сердце начинало биться в такт, отравляя мысли, вгоняя в транс.
— Некр?.. — обеспокоенно начал Роман.
— Я справлюсь. И какая же удача, что ты лишен потустороннего слуха, — снова помотав головой, смущенно проговорил он, поймав себя на том, что отстукивает ритм по гарде Демона. Не хватало еще начать пританцовывать!
— Я лишен его вообще. Медведь отдавил уши в раннем детстве, — сжимая его плечо проговорил Роман. — Но это не значит, будто я не слышу эту какофонию.
«А не должен бы», — подумал Некр, прикусывая губу.
В этот момент вздохнули трубы, вновь дрогнула земля, и граница, пролегшая между мирами, истончилась еще сильнее. Некру показалось, будто теперь она не толще бумажного листа. Захочешь — проткнешь и пальцем.
— Что она делает?! — воскликнул Роман. Кажется, весь ужас ситуации наконец-то дошел и до него. Девица же, не замечая зрителей, а может, наоборот, красуясь перед ними, все сильнее и ожесточеннее танцевала на камне обереге, выбивая чечетку голыми пятками и призывно выгибаясь.
— Пронзает и призывает, разумеется, — пояснил Демон и, перейдя с серьезно-информативного на вожделенно-озабоченный тон, заскулил: — Давай, детка. Да-да-да! — при этом он нагрелся так, что почти обжег Некру пальцы. — Очнись, мальчишка! Я думал, ты тверже, — это уже ему. — Не стыдно, страж Нави, в реку тебя Смородину?!
Некр моргнул и с шумом выдохнул застоявшийся в легких воздух:
— Ты настолько хочешь избавиться от меня?
— Чушь, не пори.
— Тогда стыдно.
Он действительно завис, застыл на месте, словно обращенный в камень несчастный под взглядом Медузы Горгоны; как незадачливый мореход, плененный пением сирен, поддался очарованию потусторонней музыки, а тем временем вытекавшая из пустых глазниц твари кровь пятнала и разрушала оберег — последнее спасение для них двоих и всего этого мира! Всей Яви!
— Сдохни, тварь! — похоже, Роман разобрался сам, не дожидаясь его нудных объяснений. Он не стал раскручивать плеть, для начала запустил в девицу обыкновенной шаровой молнией. Жаль, опоздал всего на несколько мгновений.
Та отпрыгнула, встала на четвереньки, отращивая еще несколько конечностей, — они принялись лезть прямо из ее лона, обляпанные кровью и золотой слизью. Еще секунда — и на камне стояла помесь человека с пауком. Теперь жрица могла показаться привлекательной разве лишь последнему извращенцу.
Некру стало не по себе, противно, нехорошо до рвоты от того, что поначалу в душе дрогнуло при взгляде на нее. Он ударил призрачным копьем, сотканным из ледяного потустороннего ветра и напитанным собственной мощью. Красивое вышло оружие — все словно из бирюзовой застывшей воды. Оно
