мысль. Он боится облечь свой страх в звуки. И начинает сомневаться в себе.
– Что он сказал? И кто этот тип?
Голос Энди меняется – в нем замешательство, ожидание чего-то ужасного.
– Я не хочу тебя шокировать. Это не точно. Всего лишь версия.
Кэл безотчетно чувствует, что его версия ошибочна. Но уже слишком поздно. Он уже завел этот разговор.
– Просто скажи мне.
– Марк Дюбуа. Я интервьюировал Марка Дюбуа.
Молчание. Кэл ждет.
– Энди? Ты на связи?
Голос Энди звучит отдаленным эхом:
– Марк Дюбуа? Серийный убийца?
– Я понимаю, это звучит дико, но…
– Да. Да, это звучит бредово.
Кэл не знает, чего ожидал. Слез? Сочувствия? Что вихревой поток мыслей в голове упорядочится? Но ответом ему только вздох, сдерживаемый десятилетиями.
– Я не знаю, стоит ли тебе ступать на этот путь, приятель…
– Нет, – говорит Кэл, сожалея о порыве поделиться, – наверное, нет, но…
– С меня, пожалуй, хватит.
Когда связь прерывается, Кэл ощущает себя даже более одиноким, чем прежде.
Маленький городок, в котором он вырос, навсегда переплелся в памяти с исчезновением Марго. Бежав по окончании школы от этой истории, Кэл возвращался туда крайне редко. Потеря сестры отразилась на его взаимоотношениях с родителями. Боль от утраты Марго разъединила их. Кэл расследовал случаи, в которых горе сплачивало семьи, связывало их, как лианы сцепляют деревья. Но его собственная семья не смогла вынести этого бремени.
Кэлу говорят, что его мать не выпишут до четырех вечера. Поэтому он паркуется у реки и идет пешком от моста вниз по течению. Воздух удушливый, подернутый туманной дымкой. Мухи вьются над самой водой, и даже слабый ветерок не колышет стройных камышей. На обоих берегах царит обычное для середины дня затишье – дети еще в школе. Где-то в отдалении слышится гул скоростного шоссе. В одежде, в которой в Абердиншире Кэлу было комфортно, здесь жарко: он взмок, кожа стала липкой. Его мутит, но это не единственная причина, по которой его рот наполнился слюной, как у собаки.
Присев на корточки у самой воды в тени пешеходного мостика, Кэл погружает в поток руку, позволяет воде омыть запястье, охладить его. Свалка – вот что его ждет. Согласно мобильному приложению, до нее всего несколько сотен метров. Кэлу нужно, необходимо ее увидеть, но идти дальше не хочется; ноги будто приросли к этому умиротворяющему месту. Кэл неохотно поднимается и идет к забору, ограждающему свалку.
Старый арочный вход на площадку сохранился, но ворота на замке. Знаки предупреждают: «Опасно! Не входить!» Прикрыв глаза рукой, Кэл смотрит вверх. Ему приходится напрячь зрение, чтобы различить буквы и прочитать поблекшую надпись: «Компания Гатри. Металлический лом. Продажа и покупка машин». Неужели здесь все это время находилась его любимая сестра? Неужели Дюбуа бросил ее здесь, среди ржавого железа?
Кэл только теперь замечает прикрепленные к забору щиты застройщиков. Земельные участки распроданы. На щитах – представления художника о жилом квартале на реке: квартиры, с балконов которых открывается вид на воду; воображаемые люди, прогуливающиеся под ручку; ребенок на скутере, фонтаны, ландшафтные композиции. Свалку скоро ликвидируют!
Эта мысль возвращает Кэла к воротам. Сжав руками перекладины, он прижимает к ним лицо, всматривается, пытается разглядеть больше, найти ответы хоть на некоторые вопросы. Перед ним несколько пустых клочков земли – отсюда машины уже увезли. Остальные кузова, отслужившие свой срок, пока на месте; над ними громоздятся более новые, с еще не потускневшей краской. Контраст между местом, в котором распрощалась с жизнью Лейла, и этой жуткой свалкой разительный. Здесь нет ни водопада, дарующего прохладу, ни мхов, свисающих с ветвей. Один лишь ржавый, пышущий жаром металл, раскаленный от солнца. Внезапно Кэла обуревает желание вернуться в Абердиншир, прийти к водопаду, уставиться в пенящуюся воду и попытаться разгадать загадку для кого-то еще. Не для себя.
Воспоминания о сестре яростно атакуют его, словно только и ждали момента. Кэл видит, как Марго наливает ему молоко, как отбрасывает волосы назад, подавая стакан, как усаживает его на кухне на барный стул и крутит на нем.
Кэл представляет траву, зеленеющую вокруг тела Марго, прорастающую сквозь ее череп, вплетающуюся в ее волосы. Он вспоминает глаза сестры, их пронзительную голубизну. И ее ссоры с родителями из-за походов с друзьями по барам. Хотя Марго была взрослой, она жила с ними (и с Кэлом!) под одной крышей. Что, если бы она тогда не ушла? Что, если бы осталась?
Кэлу становится дурно, он не может стоять прямо. И еще сильнее прижимает лицо к перекладинам, отделяющим его от свалки, щеки словно приросли к холодному металлу. Еще миг – и он снова Крис, затаившийся на лестничной площадке, прильнувший к стойкам перил и прислушивающийся ко все более гневным голосам внизу.
Удивление вырывается из горла протяжным стоном, ноги слабеют. Кэл не думал, что у него остались воспоминания о себе самом. Опустившись наземь, он прижимает голову к коленям. Ему так хочется выплакать свою боль! И под обжигающим солнцем Кэл наконец разражается слезами.
Глава тридцать шестая
Кэл не застал ее в больнице. Она уже уехала. Его мать так и осталась трудным, несносным человеком.
– Она не захотела дожидаться выписки, – говорит ему медсестра.
Ее стальной взгляд немного смягчается, когда Кэл закатывает глаза и извиняется за мать. Он опять ребенок – опоздавший и без вины виноватый. Ему надо было сразу ехать в больницу, ему следовало это предвидеть. Кэл в горячке бросается к машине, взволнованный и измученный. И мчится по улицам, которые ему кажутся одновременно знакомыми и чужими.
Дверь открывает мать – пугающе прежняя и другая. Ее волосы, пусть и аккуратно уложенные, уже совершенно седы и тоньше, чем были раньше. Как и всегда, ее лицо припудрено, а губы накрашены помадой цвета фуксии, которая немного размазалась по морщинкам вокруг губ. Наклонившись, Кэл обнимает мать. «Интересно, она тоже испытывает неловкость?» Это будет первая ночь за десять лет, проведенная им в доме детства.
Они садятся за кухонный стол. Кэл держит в руках чашку с чаем (в нем слишком много молока), надкусывает одну из галет, что мать выложила на тарелку. И ему становится грустно: это все, что она себе позволяет. Мать получает приличную пенсию, и сбережения у нее имеются, но в доме ничего не поменялось, словно он перенесся в прошлое. Между простотой и замкнутостью очень тонкая грань.
– Тебе следовало дождаться выписки, – говорит Кэл матери. – Я привез бы тебя обратно.
Глаза Мэгпай вонзаются в него.
– Я хотела домой.
– Я знаю, мама, знаю.
Она больше не произносит ни слова.
– Завтра ее день рождения, – прерывает молчание Кэл.
Он не знает, почему об этом говорит. Возможно, потому, что Марго так сильно занимает его мысли. А возможно, потому, что ожидает реакции. Слова даются ему с трудом. Застревают в горле, как пыль. Кэл чувствует, что
