явно для того, чтобы убедиться, что воспринимает плотность, вес и тепло одежды.
— Ну чем ты слушаешь? — простонала Аля. — Мы настоящие, просто по кругу…
— Погоди, — сказал Карим с бесящей рассудительностью, но хотя бы без улыбочки. — Откуда ты знаешь, что мы настоящие? Может, мы у тебя в воображении? Может, это только в твоем сознании действие бегает по кругу, а на самом деле мы сидим дома. Ну или валяемся холодненькие в той куче, о которой ты говорила.
— Разве я говорила? — Аля напряглась.
Карим вздохнул и осмотрел остальных.
Алиса обняла Алю и начала:
— Ох, Аль, ты чего-то совсем потекла…
— Совсем — не совсем, зато всё знает, — сухо заметила Тинатин, по-прежнему вглядываясь в Алю, будто пыталась вычленить если не пиксели, то скрытое под кожей объяснение.
— И поэтому мы должны сразу довериться? — уточнила Алина.
— А не должны, да? — спросила Аля. — То есть знание — это и не сила и ни разу не повод для доверия?
— А ты правда не понимаешь, чем еще можно объяснить, что ты всё про всех знаешь?
— Объясни, — попросила Аля, пытаясь не кипеть. Она правда не понимала.
И она правда была потрясена: и тем, что не понимала, и особенно тем, что остальные сразу поняли и так легко приняли эту версию.
Версия, согласно которой Аля не пыталась предупредить ребят о подготовленной кем-то западне, а сама была частью западни, действительно легко и просто объясняла всё. И осведомленность Али, и ее настойчивость, и то, что опасности, о которой она твердит, не замечает никто другой. И то, само собой, что всё в группе было хорошо и спокойно, пока к ней не присоединилась Аля.
— Ой ты черт, — с трудом проговорила Аля, будто сквозь жаркое колесо, накатившееся внутри головы на глаза и челюсти. — Вы ку-ку, что ли? Это же, блин, не игра в мафию! Это же по правде! Тут не надо друг на друга думать! И на меня не надо!
— А почему? — вкрадчиво спросила Алина.
— Вы что? Вы мне не верите?
Аля осмотрела ребят. Ребята смотрели на нее. Даже Алиса смотрела на нее — не так, как всегда. Не так, как смотрят на лучшую подругу, которую знают сто лет и наизусть.
Это было невыносимо.
То есть первым делом это было странно и нагловато — обижаться на недоверие после того, как сама пыталась не верить всем, после того, как ей поверили хоть в чем-то, поверили после очень-очень-очень долгого, досадливого и усмехающегося отшучивания и отпинывания. Но есть, оказывается, гигантская разница между тем, что тебя не принимают всерьез, и тем, что считают злодеем.
Настоящим таким. Подлым. Высокопрофессиональным. Который всё вынюхал, разузнал, подготовил — и теперь заталкивает в ловушку. Как козел из притчи, чуть ли не библейской, как уж его — козел отпущения? Нет, того, наоборот, за всех наказывают. Козлище, отделяемое от агнцев? Тоже вроде нет. Я и это тоже забыла или не знала никогда? Неважно, суть важна: козел, который раз за разом приводит доверяющих ему овец на бойню, а сам удаляется, спокойно блея, чтобы подружиться со следующим стадом.
Может, так и происходит? — онемело подумала Аля. — Всех каждый раз забивают, как на бойне, и только после этого я прихожу в себя. Да ну. Бред.
— Ладно, — сказала она, вытирая глаза и нос. — Как хотите. Пейте, гуляйте, жрите шашлыки, целуйтесь со своим Володенькой, катайтесь, валяйтесь, играйтесь…
Она махнула рукой и заревела, кажется, в голос, поэтому поспешно уткнулась в скомканный шарф. Алиса обняла ее. Аля стряхнула руку. Все, кажется, смотрели, но плевать. Алиса обняла жестче и свирепо приказала:
— Расплескалась синева, хорош уже.
— Я не могу-у больше, — проныла Аля в шарф. — Нет сил, поняла?
— Не можешь — заставим, — сунулся Марк и ойкнул под звучный хлопок. Кто-то явно выписал ему слэп по спине или плечу — скорее всего, Тинатин.
Бить и ругаться проще, чем поверить или сделать что-нибудь толковое. Я вот ни того, ни другого не могу. И не хочу уже.
— Аль, Аль, ну все хорошо, — увещала Алиса, подталкивая ее в такт словам. — День простоять, ночь продержаться, и все кончится.
— Для тебя кончится, — прошептала Аля с горечью. — Тебе везет.
— Да какое везет, — сказала Тинатин очень серьезно. — Это же ужас просто. Ты хоть осознанно через это круги нарезаешь, а мы как гипсовые лошадки на карусели.
Аля посмотрела на нее недоверчиво, но не стала уточнять, утешает ее Тинатин просто из сочувствия или правда готова если не принять предложенные вводные, то хотя бы учитывать их.
— Вот, кстати, вопрос, — сказал Марк. — Как такое возможно — тонна вариантов игры с разным сюжетом, сеттингом и, может, даже движком?
— Некстати, — отрезала Тинатин.
— В смысле? — возмутился Марк. — Ты представляешь себе, сколько стоит разработка?..
— Марк, забудь, — велела Тинатин. — Сколько стоит, как возможно, кто рисовал — это ни разу не наши проблемы. Давай сосредоточимся на наших.
Марк, подергавшись, показал, что смирился и сосредоточился. Остальные тоже.
— Тут еще момент есть, — помедлив, призналась Аля. — Говорят же, что лучше ужасный конец, чем ужас без конца? А я что-то не уверена и… — Она поежилась.
Алина деловито уточнила:
— Что-то знаешь про конец?
Алине отвечать хотелось меньше всего, но ответа ждали все. Молча и напряженно. Даже Марк не заржал.
— В игре есть часы. Они о-очень медленно, но идут. Типа по секунде за каждый виток. Или по две. Как, я не знаю, Земля вокруг Солнца, пока ты вертишься вокруг Земли, словно Луна.
— Куда идут? — спросил Карим.
«Куда-куда, вперед», — хотела буркнуть Аля. Нормальный разговор оживил ее удивительно проворно. Но и Карима с его улыбочками и взглядами баловать не хотелось.
Она сказала:
— Я на них не сразу внимание обратила, но исходно там, наверное, было без четырех восемь — у меня же на ноуте как раз на четыре минуты отставание. А сейчас до восьми минуты полторы осталась.
Все быстро посмотрели на циферблаты телефонов или часов.
— И что будет, когда дойдет? — спросила Алина.
Аля вздохнула.
— Новый год, — сказал Марк.
— Это Марк, великий интеллект и могучая десница, — неторопливо отметил Карим. — Умеет кушать, снимать шапку, играть «Как под горкой, под горой» на пианино, «Кузнечика» на гитаре, стоять на одной ноге и считать от пяти до одного, почти не сбиваясь.
Марк поклонился. Алина поинтересовалась:
— А ничего, что Новый год в полночь?
Марк радостно сообщил:
— Ничего!
— Щедрый мальчик. А с нами что будет?
— А мы останемся в старом, — сказал Марк, разом сняв улыбку с лица. — На темной стороне луны. В истории. В середине зимы. In
