указать? Ни ты, Павел Романыч, ни ты, таинственный гость?
— Нет. Как я уже сказал, — слово снова взял шпион, — ситуация очень сложная. Даже доверив вашу дочь Максиму...
— Это ТВОЯ работа, Трубецкой! — снова повысил голос император. — Не стоит перекладывать ее на других. Ты специально обучался и входишь в число доверенных лиц! А он — нет. Насколько бы хорош он ни был. И какое у тебя образование? Офицер? Специальные службы?
— Он достаточно хорошо проявил себя, — сказал Павел, избавив меня от унизительной необходимости врать или, что еще хуже в данной ситуации, говорить правду про «неполное высшее».
— Как? — спросил Алексей Николаевич таким голосом, что я по меньшей мере десять раз сосчитал эхо. — И главное — не слова. Мне важно, чтобы были подтверждения.
— Можете обо всем спросить вашу дочь, ваше величество, — ответил Трубецкой.
— Она могла быть в таком состоянии, что ваш знакомый ее попросту... одурманил, — император махнул рукой. — Я еще не могу доверять ему в полной мере.
— Так спросите вашего брата. Спросите, как лихо он косил из пулемета сосны вокруг своего поместья, когда на него напали, а я защищал вход в дом, где мы спрятали Аню.
— Анну Алексеевну! Я не могу слышать, как вы ее называете иначе, — поморщился правитель. — Иначе я смею даже предположить, что...
— Где ваш брат? — спросил шпион. — Не тратьте время зря. Спросите. Позвоните, если он не рядом, — и он переставил с соседнего стола телефон цвета слоновой кости.
Вообще Сергей Николаевич был слишком слабой защитой моих слов. Ведь тогда, на балу, он очень удивился моему присутствию и прямо сказал, что ему не рекомендовали со мной общаться.
Однако император повел себя на удивление тактично, но скорее это было похоже на некоторый шантаж — ведь если бы мы говорили неправду, он дал нам последний шанс исправиться.
— Сергею звонить? — уточнил он.
— Тому самому, который на Александра Третьего смахивает, — вырвалось у меня, а император неожиданно фыркнул:
— Чего есть, того не отнять, — и принялся крутить диск. Некоторое время он барабанил пальцами по столу — я заметил, что ладони у него скорее натруженные, чем ухоженные, — и смотрел в высокий потолок, а потом вдруг начал разговор: — Здравствуй, брат мой. Извини, что отвлекаю, но тут необычная ситуация. Я знаю, что сейчас должно быть собрание Малого Совета. Я прямо сейчас сижу в кабинете, только здесь рядом со мной всего два человека кроме меня. И один из них просит подтвердить его слова.
Сергей Николаевич что-то долго говорил в трубку, а потом император продолжил:
— Потом свои учения проведешь, перестань. Дело буквально двух минут. У тебя не парад, подождут бойцы. Ты Максима Абрамова знаешь? Он утверждает, что приезжал к тебе в поместье. Это так? Угу, — выдал он неохотно после паузы. — Кто сказал? А, Третье? Вот у меня как раз сейчас сидит его представитель и охотно просит тебя забыть предыдущие инструкции. Так что можешь говорить. Значит, был?
Я в очередной раз посмотрел на Павла, но тот настороженно вслушивался, словно понимал, что доносится из трубки. Я же едва мог разобрать тон и голос, не то что слова.
— И в доме был, и защищал? Даже так?! — он снова попытался привстать в кресле — похоже, это была его такая форма высшего удивления. — Понимаю, понимаю. И три с половиной ты ему тоже по приказанию выдал? Из своих, не из казенных? Да, хорошо. Нет, все, больше мне от тебя ничего не нужно. И он больше про тебя ничего не говорил. А должен был? — рассмеялся вдруг император. — Вот и славно. Спасибо тебе.
Император, когда мы вошли в кабинет в первые, и император после звонка брату — это как ребенок, которому между этими двумя состояниями дали конфету. Глаза его заблестели, сам он оживился и даже расслабился.
— Пожалуй, брата моего вы бы явно не попытались охмурить. Хотя он спросил, не рассказывали ли вы чего-то еще о вашей с ним встрече. Быть может, вы знаете, о чем речь?
— Понятия не имею, — соврал я, обратив внимание не то, как «ты» быстро превратилось в более уважительное обращение. — Но верно ли я понимаю, что вы получили необходимые доказательства как минимум одной части нашей истории?
— Да, более чем удовлетворительные. И это меня очень утешает и успокаивает.
В комнату без стука, распахнув дверь так, что та со стуком ударилась о стену, влетел все тот же юноша в темно-зеленой униформе и в очках. Только вид его на этот раз был крайне возбужденный.
— Ваше величество, быстрее в обеденную!
— Что случилось?! — Алексей Николаевич тут же вскочил на ноги, а мы с Павлом обернулись.
— Ваша дочь... она... там...
То, что случилась беда, было понятно без слов. Уронив кресло, я выпрыгнул из него и пролетел мимо парня:
— Куда?
Тот махнул рукой, а я помчался вперед по коридору, предчувствуя что-то нехорошее.
Глава 26. Благопристойное поведение
Павел меня нагнал очень быстро: он не стал задерживаться с императором. Он оказался впереди и показывал мне дорогу. В результате мы добрались до обеденной гораздо быстрее — я мог бы пропустить несколько поворотов.
Из двойных дверей как раз выносили Аню, держа ее под мышками и коленями. Девушка явно была без сознания, но растрепанные волосы и измятая одежда выдавали какую-то избыточную активность.
Выносившие имели вид массивный, но далеко не грозный — какие-то обычные работники с ничего не выражающими лицами, аккуратно одетые.
Павел быстро заглянул в обеденную, а потом обратился к этой парочке:
— Оставьте ее здесь.
— Унести надобно, — коротко ответил один из них: от своего напарника он отличался крупным носом и бородкой.
— Здесь оставлять не велено, — поддакнул второй и повернул голову, так как стоял к нам спиной, сразу же выделившись выступающей вперед нижней челюстью.
— Вам сказали оставить ее, — вступил я, заметив, что эта парочка и не думает останавливаться. Безрезультатно.
Я подскочил и положил руку на плечо, но несущий резко наклонился вперед и вырвался. Император, как назло, и не думал показываться, а вот из дверей обеденной уже выглядывали любопытные лица. Одно, три — почти с десяток высунулось, но никто не выходил в
