проследил за взглядом командира и немедленно опустил оружие. В проеме двери, одетая во что-то воздушное, словно сотканное из лунного света, стояла молодая волшебница. Распущенные золотые волосы обрамляли прелестное лицо, нежные щеки еще розовели после сна, губы улыбались. Все усилия Хартли отвлечься от грешных мыслей оказались бесполезными, предательское возбуждение вспыхнуло в нем с новой силой. Лучше бы он пару раз переплыл озеро…
Когда Джастин направился в баню, чтобы смыть с себя пот и пыль после тренировки, кианнасах подошел к Светлой госпоже.
— Он исцелился, — это прозвучало почти обвинением, но Мона только безмятежно улыбнулась.
— Да, теперь можно с уверенностью сказать, что капитан Хартли совершенно здоров.
Кэйд никогда не видел у волшебницы такого выражения лица. Он всем своим существом ненавидел сейчас злополучного капитана, однако воинская солидарность заставила его небрежно обронить:
— Он хорош во всех дисциплинах.
Мона улыбнулась еще шире.
— Я знаю. Сворачивайте лагерь, Кэйд, мы выдвигаемся в гарнизон сразу после завтрака.
Некоторое время эльф пристально смотрел в бездонные темные глаза волшебницы, потом коротко кивнул и удалился.
Глава 7
Мона стояла у окна, наблюдая, как Кинниал седлает ее кобылу. Бео капризничала, вскидывала голову и скалилась, но сэйдиур, не обращал на это никакого внимания и продолжал методично заниматься своим делом. Волшебница многое бы сейчас отдала, чтобы оставаться такой же спокойной и отрешенной. Она сама очертила границы, сама поставила условия, тогда почему так странно ноет сердце?
Тихо скрипнула дверь, и Мона обернулась. Капитан Хартли опустился на одно колено, впервые приветствуя ее как Светлую госпожу, а она смотрела на склоненную темноволосую голову и невольно вспоминала, как ночью ласкала эти густые волнистые пряди, а иногда безжалостно тянула за них, срывая с губ любовника блаженный стон… Нет-нет, нельзя сейчас об этом думать!
Капитан поднялся. Сегодня он был одет в форменные брюки, высокие сапоги и белоснежную рубашку из тонкого полотна. Темно-зеленый стеганый жилет, прошитый внутри металлической нитью, облегал его торс плотно, как доспех. Хартли был бледен, собран и так красив, что у Моны невольно щемило в груди. Ей было отрадно видеть ясный, ничем не замутненный взгляд зеленых глаз, из которого исчезли боль и страдание, но то, что он теперь выражал, не значилось ни в одном пункте их договора.
На натертой до блеска поверхности стола лежали всего два предмета: черная фигурка дикого лесного кота на серебряной цепочке и золотая роза Корвелов. Мона взяла в руки амулет, поцеловала его и надела на шею Джастину. Тот на мгновение прижал драгоценную брошь к сердцу, а потом подрагивающими пальцами осторожно приколол к корсажу ее платья. Пурпурный огонек на груди волшебницы полыхнул ярким светом, по телу прокатилась теплая волна. Магия благосклонно отнеслась к выбору своей хозяйки.
Они словно исполнили ритуал, обменялись молчаливыми клятвами. Только зачем все это? Мона обняла Джастина, коснулась его губ коротким поцелуем и поспешила покинуть дом. Все уже было сказано, теперь любое слово могло стать лишним, той каплей, что переполнит чашу. Ей хотелось расстаться легко, без сожалений, но почему-то не получалось. Глаза сильно жгло, мешал комок в горле. Когда Мона села в седло и разобрала поводья, успокаивая нетерпеливую Бео, на крыльце появился капитан в темно-зеленом мундире пограничного патруля. Он отдал эльфам воинский салют, и сэйдиур, к удивлению Моны, ответили ему как равному.
В форте Кэннон эльфы вручили капитану Хартли два серебряных клинка и лук со стрелами, а тот, в свою очередь, подарил Кэйду набор метательных ножей, привезенных из-за Большого моря. Пока мужчины обменивались дарами и рукопожатиями, Мона улучила минутку и сунула в руки Джонатану небольшую книжку в рыжей обложке.
— Если однажды на ее страницах появится письмо, потрудитесь ответить на него, мастер Джон. Эта магическая вещица предназначена только для вас, поэтому не рассказывайте о ней никому.
Провожали Великую волшебницу всем городком. Народ высыпал на поле, чтобы не пропустить ни одной даже самой мелкой подробности прощальной церемонии. Когда смолкли благодарственные речи, Мона вдруг оказалась в плотном кольце своей охраны лицом к лицу с капитаном Хартли. Он снова преклонил перед ней колено, коснулся губами края платья, а потом, не поднимая головы, сжал кулаки так, что ногти впились в ладони.
— В плену у ведьмы я наивно думал, что больнее уже быть не может. Я ошибался.
— Джастин…
— Мне еще только предстоит осознать то, что вы сделали для совершенно незнакомого человека. Будьте счастливы и благополучны, Светлая госпожа, пусть с вами навсегда останутся моя благодарность, преданность … и любовь. Прощайте.
Он отошел в сторону и вместе со всеми смотрел, как прямо на поле для тренировок открылся портал, и маленький боевой отряд скрылся в муаровой завесе.
Когда площадка опустела, кто-то оглянулся и закричал:
— Смотрите, смотрите, что здесь!
У распахнутых настежь ворот стояла большая плетеная корзина, из которой выглядывали забавные щенячьи мордочки. Это были восемь щенков редкой породы золотистых сторожевых собак, прощальный подарок волшебницы жителям форта Кэннон.
Мона быстро шла по залам и переходам замка, приветливо кивая каждому, кто встречался ей на пути, пока не наткнулась на того, кого искала.
— Здравствуй, Лаэр! Не стану обижать тебя вопросом, все ли у нас в порядке.
— Доброго дня, брэни. Молодые господа вчера уехали в гости и госпожа Эмма с ними.
— А Таэль?
Лаэр сжал губы и посмотрел куда-то вверх. Мона не сдержала тяжелого вздоха.
— И давно он там?
— С тех пор, как вы отбыли.
Боги, все еще хуже, чем она боялась…
— Тебе удалось уговорить его поесть?
— Только один раз, после этого брэнин перестал мне отвечать. Поднимались молодые господа, Марджори, даже садовник Бен и конюх. Мы хотели его унести, но подойти вплотную не удалось, помешала какая-то непонятная сила.
— Лаэр, попроси кого-нибудь из домашних снова подняться на Западную башню, мне понадобится помощь.
Не успела волшебница повернуться, как в нее с силой ударилось маленькое теплое тельце. Не удержавшись на ногах, Мона повалилась на пол, на нее сверху плюхнулся малыш и тут же крепко обнял за шею.
— Привет, мам!
— Привет, Санни! Какой же ты стал тяжелый! Неужели снова ел камни на берегу реки?
Малыш захихикал.
— А вот и нет, я все это выдумал. Но я хорошо ел, правда, мэйдин (учитель)?
Лицо Лаэра осталось непроницаемым.
— Вы ведете себя неподобающе, мастер Ксан. Немедленно поднимитесь и поприветствуйте госпожу, как положено. Вы уже не младенец, чтобы позволять себе подобные шалости.
Малыш неохотно высвободился из материнских объятий, одернул курточку и отвесил самый церемонный поклон, на какой только был способен.
— Доброго дня, матушка! Я
