положение, когда я буду вынужденa это сделать, а я не думаю, что ты это сделаешь. A?
Роб взял ее за руку и позволил поднять себя на ноги. Он посмотрел ей в глаза и сказал:
— Ты — сумасшедшая. Ты — просто гребаная психичка.
Она разжала его ладонь и вложила в нее пистолет, заставив его пальцы обхватить приклад. Она улыбнулась и передвинула его руку так, чтобы ствол пистолета оказался прижат к ее животу.
— Вот так. Теперь у тебя есть сила. Ты можешь убить меня. Покончи со мной. Давай. Чего ты ждешь?
Рука Роба задрожала.
Из его глаз потекли слезы.
Рокси вытерла несколько слезинок подушечкой большого пальца.
— Он заряжен, Роб. Я тебя не подставляю, и это не очередная игра. Ты можешь убить меня, если хочешь. Ты действительно можешь.
Его дрожь стала более заметной.
Он выпустил пистолет, и тот с глухим стуком упал на землю.
Рокси вздохнула.
— Забавно. Я должна чувствовать облегчение, но какая-то часть меня разочарована. Разве это не забавно?
Роб с трудом сглотнул.
— Нет. Это совсем не смешно.
— Иногда мне хочется умереть.
Глаза Роба снова наполнились слезами.
— Рокси…
Тихий смешок.
— О, расслабься. В ближайшее время ты от меня не избавишься.
Роба продолжало трясти. Это было уже слишком. Ему нужна была большая бутылка ликера и горсть таблеток. Ему нужно было избавиться от всего этого на какое-то время. Но он знал, что ему еще далеко до такого пустого утешения.
Рокси подобрала пистолет и сунула его в задний карман.
— Давай, малыш, — oна взяла его за руку и повела обратно в направлении дороги. — Время уходит впустую.
Когда они, наконец, добрались до дороги, Рокси нужно было еще кое-что уладить. Она забрала из "Гэлакси" свою переполненную сумку и положила ее в "Терсель". Она заменила номера "Терселя" номерами, украденными из другой машины. Покончив с этим, они сели в "Терсел" и уехали.
Рокси была за рулем, и Роба это устраивало.
На какое-то время с него было достаточно.
Он бросил взгляд в зеркало заднего вида и в последний раз увидел ярко-красную отделку "Гэлакси", прежде чем дорога повернула и старый автомобиль исчез в густом лесу. Он почувствовал острую боль от потери драгоценного антикварного предмета своего деда, но это была боль, не вызывающая никаких эмоций. Слишком многое произошло. Может быть, позже еще будет время для сентиментальности. Пришло время оплакать утраченную связь с прошлым его семьи.
Он посмотрел на Рокси.
Увидел, что она наблюдает за ним, и на ее лице не было даже намека на улыбку.
Нет.
Скорее всего, нет.
Он закрыл глаза и попытался — без особого успеха — очистить свой разум. Но он не мог перестать думать. Обо всем этом. Об ужасе. Об отрыве от собственной жизни. Обо всех этих мертвых телах. Поэтому он снова открыл глаза и стал смотреть на дорогу впереди. Потому что он знал правду.
От окружающего его ужаса никуда не деться.
Было слишком поздно отворачиваться.
Слишком поздно бежать или делать другой выбор.
Слишком, блядь, поздно для всего.
ГЛАВА 21
20 Mарта
Зеб привязал девушку к кровати в номере мотеля и пошел в ванную. Он закрыл дверь, подошел к унитазу и поднял сиденье. Через несколько мгновений он вытащил свой член и яростно молотил кулаком по набухшему органу. Он закрыл глаза и представил, что это губы девушки прикасаются к нему. Яркая картинка заставила его застонать, и через минуту он уже смачивал туалетную воду густыми струйками спермы. Некоторое время он стоял, тяжело дыша, и смотрел на плавающие выделения. Эякулят был похож на нити дешевого жемчуга, плавающие в воде. Он снова застонал, и его охватило чувство невероятного облегчения.
Никогда в своей взрослой жизни он не испытывал такого разочарования, с каким сталкивался в последние несколько дней, даже за годы, проведенные в лечебнице, когда он был так долго заперт в этой маленькой комнате. Это было легко по сравнению с усилиями, которые требовались, чтобы держать руки подальше от девушки.
Он опустил сиденье унитаза, позволив ему захлопнуться, и нажал на спускную ручку. Журчание льющейся воды унесло его сперму. Он подошел к раковине и уставился на свое отражение в зеркале, висевшем над ней. Его длинные волосы исчезли. Девушка подстригла их для него вчера вечером, после того как они сделали ей прическу в стиле "карэ" и покрасили в неестественный ярко-рыжий цвет. Он опасался доверить это дело ей, но Лулу настояла на своем. Ножницы были длинными и острыми, а значит, потенциально очень эффективным оружием. Он почувствовал себя уязвимым — еще одно незнакомое и неприятное переживание. Но у него не было привычки ослушиваться Лулу, и, как обычно, она оказалась права. Девушка не напала на него. И это было трудно понять. Она легко могла нанести ему очень серьезную рану, возможно, даже убить его. Так почему же она этого не сделала?
— Я же говорила тебе, Зеб. Она такая же, как ты. В глубине души она это знает.
В зеркале появилось новое изображение. Лулу материализовалась и стояла в нескольких футах прямо за ним. Он повернулся к ней лицом, скрестил руки на груди и прислонился задницей к краю раковины.
— Да, ты продолжаешь это говорить. Но пока я не видел никаких доказательств.
Лулу улыбнулась.
— Скоро поймешь.
Это была еще одна вещь, с которой ему было трудно смириться. До вчерашнего дня Лулу всегда была бесплотным голосом в его голове. Он знал, что она абсолютно реальна, но в ее существовании никогда не было и намека на физическую составляющую. До тех пор, пока она не появилась из ниоткуда прошлой ночью, после того как девочка заснула. Это его напугало. Зеб никогда ничего по-настоящему не боялся за всю свою взрослую жизнь, но это сделало свое дело. Только что он сидел на краю кровати, курил сигарету и просто размышлял, а потом — пуф! — вот и она.
Лулу была точной копией Эдриенн Барбо[11], актрисы, которую он помнил по низкобюджетным фильмам, которые смотрел по кабельному телевидению, когда был маленьким. На ней было крошечное голубое бикини и ожерелье из высохших человеческих ушей. Наряд был странным, но именно ее поразительное сходство с актрисой поначалу заставило его подумать, что это галлюцинация. Поэтому, исходя из теории, что никакая галлюцинация не может иметь физической основы, он схватил ее за одну из больших грудей. Она казалась вполне реальной — и приятно податливой — под его ощупывающими пальцами. Последовавшая за этим жгучая пощечина
