И бабушке лучше стало, её домой выписали. Она хотела, чтобы я с ней остался, но у неё уже тогда со здоровьем не очень было. И с деньгами. И возраст. Ей бы всё равно опеку не разрешили. А они молодые и их двое. Хотя, когда они меня забрали, у них своих проблем хватало. Ещё и Агни была совсем маленькая. – Он поставил на дощатый пол рядом с собой давно опустевшую чашку. – Но ты же тётю Люду уже знаешь. Её ничто не остановит, никакие трудности и препятствия. – И опять произнёс не столько вопросительно, сколько утвердительно: – Твои ведь такие же? Тоже своими силами пробились? И теперь бизнес, семья, личная жизнь, фирма, дети – всё неотделимо и тесно взаимосвязано. В отрыве друг от друга даже не рассматривается.
Ну да, так и есть, и как Илана ни пыталась вырваться из этого круга (точнее, как ни пыталась себя убедить, что вырвалась), она всё равно в нём оказалась. Видимо, как Алиса в Зазеркалье, бежала не слишком быстро. И теперь понятно, почему Глеб на своего отца совсем не похож. Потому что тот приёмный, не родной даже как дядя.
– А почему тогда ты Кирсановых родителями называешь?
Видимо, Глеб впервые задумался над этим. Несколько секунд он молчал, сосредоточенно наморщив лоб, потом выдал, как нечто естественное и абсолютно закономерное:
– Потому что Агни их так всегда называла. Вот и я подхватил, привык. Ведь проще и понятней, чем родственники. Или как? Дядя и тётя? «Родители» короче. И не надо каждый раз объяснять, почему я говорю именно так. – И тут же заметил: – Но тех, настоящих, я тоже, конечно, помню. Никто ничего специально не делал, чтобы я их забыл. Наоборот. И фотографии остались, и тётя Люда про них всегда вспоминает. Я так и считал, что у меня две мамы, два папы. Ведь любому ребёнку хочется кого-то, живого, так называть. Тем более это Кирсановы меня вырастили, заботились обо мне. Действительно заботились, а не как в сказках про бедных сироток. Не просто в опеку взяли, чтобы пособие получать, а усыновили, фамилию свою дали. Ешё и бабушкино лечение оплачивали, когда ей совсем плохо стало. Даже несмотря на то, что шансов почти не было, и она им никто. Знали, что бесполезно, и деньги были не лишние, и всё равно до последнего её поддерживали. Не спасти, так хотя бы облегчить. Вот я так и не решился их с этой женитьбой послать, понадеялся на тебя, что ты откажешься выходить замуж за хама и придурка.
– Ты не очень похож на хама и придурка, – возразила Илана, потупившись. – Я не поверила, плохо сыграл.
Глеб смотрел на неё – она не видела, но чувствовала – и почему-то боялась тоже взглянуть на него прямо. Медленной тихой волной на неё накатывало беспричинное волнение, и воздух вокруг, то ли наконец-то прогревшись, то ли ещё больше посвежев, вызывал необъяснимое чувство дискомфорта, будоражащего и вроде бы даже противоречиво приятного, так что одновременно хотелось и сорваться с места, куда-то побежать и замереть в ожидании. Вот только чего?
Глава 23
Глеб рядом шевельнулся, вроде бы качнулся вперёд, слышно выдохнул и вдруг предложил:
– Давай, что ли, поедим. Уже хочется. Да и рассвело давно.
Точно. Солнце уже не полыхало огнём, а привычным сияющим шаром незаметно скользило по небу, которое налилось насыщенным голубым, облака опять стали белоснежными, а туман бесследно растаял, целиком открыв зеркальную гладь озера. Да и есть действительно хотелось, но вряд ли странные Иланины ожидания заключались именно в этом. Определённо – нет
– Закажем сразу нормальный обед, – продолжил Глеб, – а то пока приготовят, привезут, точно не меньше часа пройдёт. А скорее, и все полтора.
Илана не возразила, но и не согласилась.
– А может… лучше я сама приготовлю? Я умею. Не только яичницу.
Она уже делала её пару раз с утра – на двоих – и Глебу очень даже заходило, но сейчас он задумался, тронул пальцами подбородок, потом хмыкнул.
– А и правда, – воскликнул воодушевлённо. – У нас же тут гриль есть.
Есть, но он же на углях.
– На таком я ещё не пробовала, – призналась Илана.
– Зато я пробовал, много раз, – гордо заявил Глеб. – И вообще это не женское дело – гриль, барбекю, мангал. – И деловито заметил: – Только всё равно же продукты нужны. У нас ничего подходящего нет. И угля вроде бы тоже. Будем заказывать или сами съездим?
Она ведь правильно поняла, что не он один, а они вместе? Да? Но уточнить Илана почему-то не решилась, словно побоялась спугнуть, хотя, подтверждая, с особым напором и чёткостью выговорила окончание множественного числа:
– Лучше съез-дим.
– Тогда собирайся.
Раньше она думала, что ближайший городок – это что-то типа большой деревни, но тот выглядел вполне солидно и презентабельно, хотя далеко они не поехали, остановились на окраине у первого же достаточно крупного сетевого супермаркета. Вошли, взяли тележку и наверняка со стороны выглядели как самая настоящая молодая семья, или по крайней мере пара. И не только со стороны.
Если честно, Илана почти не обращала внимание на то, что творилось вокруг, а больше тайком глазела на мужа, как он шагал рядом, катил тележку, спрашивал о чём-то. Она почти не слышала, о чём, отвечала на автомате и вроде бы не совсем невпопад.
Её бы устроило вообще всё, главное, что сейчас они были вместе, одни. Она, конечно, очень любила и маму, и папу, и была благодарна им за заботу, за то, что они всегда готовы её поддержать и защитить. Но как же она устала всё время находиться под их оберегающим крылом.
Может, именно поэтому она настолько необдуманно и поспешно согласилась выйти замуж? Точно так же, как Глеб захотел сбежать в этот домик у озера именно вместе с ней, чтобы все думали, будто у них медовый месяц и не доставали. Вот и она сбежала вполне безопасным способом, никого не обидев (родители ведь сами этого хотели) – вышла замуж, чтобы они не беспокоились, будто теперь она одна, без присмотра, и с ней обязательно случится что-нибудь плохое. Не опекали, не проверяли, а позволили всё решать и делать самой, даже если поначалу всё пойдёт не так, как задумывалось.
Потому Илана до сих пор и не помчалась к ним жаловаться и проситься назад. Она в силах справиться со всем сама. И Глеб был ей нужен не только потому что она в него влюбилась, а потому что брак
