Флора прошлась по комнате, потом взглянула ему в лицо, желая убедиться, что он понял.
— Дорогая, но я всегда знал это, — сказал Григ, протягивая ей руку. Секунду помешкав, она протянула ему свою. — Стоило только увидеть тебя с детьми, чтобы убедиться… А теперь, расскажи мне о Джоне.
Флора вздохнула:
— Джон сделал мне предложение примерно год спустя. Он сказал, что полюбил меня, но знает, что я не плачу ему взаимностью. Он попросил рассказать ему, почему я была такой… и я рассказала. Тогда он… — Она замолчала.
— Дальше? — Григ сильнее сжал ей руку, словно желая придать смелости.
— Джон признался, что страдает полной импотенцией. Он сказал, что после потери жены это был для него самый тяжелый удар. Болезнь настолько повлияла на его психику, пошатнула его самоуважение, что это серьезно подействовало на его творчество. Его ужасало, что он постоянно ощущает свою неполноценность, и хотя о болезни было известно только ему и лечащему врачу, Джону казалось, что о его заболевании знают все. Он сказал, что не сможет быть мне полноценным мужем, но если я хочу обрести дом, положение, уверенность в будущем и избавиться от своих проблем, то, возможно, мы с ним сумеем помочь друг другу. Он сможет отделаться от чувства, что все вокруг знают о его беде, и это, он надеялся, поможет ему вернуться к работе.
— И ты поверила ему? — спросил Григ после долгого молчания.
Флора испытующе взглянула на него, но выражение его лица трудно было понять.
— Я долго колебалась, прежде чем принять окончательно решение, — призналась она. — Но видела, как он мучается, пытаясь вернуться к творчеству. К тому времени я привыкла видеть в нем друга, делиться своими мыслями, нам было легко вместе. Но иногда мне приходило в голову: а что будет, если он поправится? Я как-то сказала ему об этом, и он ответил, что последнее слово всегда останется за мной. Я взвесила все «за» и «против». Выбор у меня был небогатый. И я согласилась.
Она замолчала и перевела дыхание.
— И… он поправился, Флора?
— Нет. По крайней мере, я так думаю. Он ни разу не попытался что-то изменить в наших отношениях, ни разу за весь год не возобновил разговор на эту тему. Но если я и сумела сделать что-то для него, если мне удалось хоть чем-то отблагодарить за любовь и заботу, так это вернуть ему прежнее спокойствие и уверенность в своих силах. Я была счастлива видеть, как он снова работает с прежним пылом. И я никогда не открыла бы его тайну ни одной живой душе, Григ, если бы не ты.
— Дорогая моя, — произнес Григ каким-то чужим напряженным голосом. — Прости меня. — Он нежно обхватил ее лицо ладонями, принялся осушать поцелуями слезы, которые наконец хлынули из глаз Флоры неудержимым потоком. — Теперь я хочу узнать только одно, — шептал он. — Удалось ли мне добиться твоей любви? Растопил ли я лед, который сковал твое сердце, моя родная? Могу ли я надеяться…
— Любимый. — Слезы заструились еще быстрее, она поцеловала его ладонь, ощущая соленый вкус на губах. — Если бы ты только знал, сколько раз я собиралась тебе признаться, как тоскливо и одиноко мне без тебя, как я мучилась при мысли, что ничего у нас так и не изменится до конца жизни. Терзалась страхом, что если я тебе откроюсь, то окажусь в маминой ситуации — сделаюсь в твоих глазах уязвимой и жалкой, навлеку на себя одиночество. Но если для тебя это хоть что-то значит, Григ, я люблю так сильно, что каждый раз, когда я просыпаюсь одна — с той самой первой нашей ночи, — частица моей души умирает. Прости.
— Не надо, — выговорил он хрипло и так сильно сжал ее в руках, что Флора едва могла вздохнуть. — Не надо просить прощения за то, что ты любишь. Это должен делать я!
— Нет, — возразила она нежно. — Лучше давай говорить о том, как мы любим друг друга…
— Что ты сегодня делала? — спросил Григ позже, когда они, все еще в одежде, лежали рядом на кровати, крепко обнявшись.
— О, — смутилась Флора, вспоминая свои поступки. — Не спрашивай. Это ужасно.
— Почему? — лукаво поинтересовался он, целуя ее волосы.
— Я вела себя так глупо. Мне стыдно перед твоей секретаршей и нашим садовником. И в довершение всего мою машину, наверное, отбуксировали в полицию! — Она вдруг взволнованно села.
— Иди сюда. — Григ со смехом снова привлек ее к себе. — Ты была просто великолепна.
— Нет, в самом деле я вела себя безобразно. Как ты можешь прощать это? Как?
Григ прижал палец к ее губам.
— Дорогая моя крошка, разве ты еще не поняла, за что я так сильно тебя люблю? За то, что ты меня совсем не боишься, за твою непрестанную войну, которую ты со мной ведешь.
— Ну, это вовсе неправда.
— Нет, правда. И еще за то, — он помолчал, переплетая свои пальцы с ее тонкими пальчиками, — что когда ты отдаешься мне, то делаешь это несравненно — восторженно, доверчиво, пылко…
— Разве я делала что-то подобное?
— Да. А помнишь, ты однажды отчитала меня за то, что я обращался с тобой «как с предметом»?
— Разве я была не права?
— Нет. Но ты не понимала, что тогда я был почти на пределе. Я почти не верил, что ты попросишь меня больше не покидать тебя, потому что не можешь без меня жить.
Флора задержала дыхание.
— Я… я делаю это сейчас, любимый, — произнесла она взволнованно. — То есть я знаю, конечно, что время от времени тебе придется уезжать, но…
— Не плачь, — попросил он, склоняясь к ней. — Меня теперь никакая сила не оторвет от тебя.
— Но я хотела сказать, что стану более терпимой, если тебе понадобится вдруг уехать.
— Да, но теперь я буду расставаться с тобой только в самом крайнем случае. Но ты еще не сказала мне — куда ты все-таки направлялась?
— Я ехала к тебе. Впрочем, я плохо отдавала себе отчет. Хотела попытаться объяснить все, и если мне не удалось бы убедить тебя, тогда я уехала бы куда глаза глядят. Сначала повидалась бы с мамой. Знаешь, откуда я узнала адрес твоей работы? У меня в сумке лежит твоя визитная карточка. Помнишь, как ты послал ее мне?
— Да. Я благодарю тебя.
— За то, что я приехала к тебе на работу и устроила весь этот тарарам? Твоя секретарша… Господи, она, наверное, подумала, что я истеричка!
— Я люблю тебя, — сказал Григ, и улыбка сбежала с его лица.
— А тебе хочется знать, что и я тебя люблю? — лукаво спросила она.
— Очень…
— Тогда помоги мне снять платье.
Он поцеловал ее и крепко прижал к себе.
— Можно мне вместе с тобой навестить твою маму?
— Да. — И она вздохнула легко и счастливо.
Год спустя рождественское утро в имении выдалось ясным и лучезарным. Но началось оно с горячего спора.
— Сегодня моя очередь купать! — настаивала Кэтти. — Мне уже семь с половиной, и я все знаю о детях, так что ты можешь идти отдыхать, Мэри.
