как с ними дружить, как их уважать?
Мой ответ – никак. С таким человеком за один стол садиться противно.
Я – крымчанин, севастополец. Я вырос в Севастополе, регулярно приезжал туда, у меня родственники и квартира в этом городе, хотя живу я давно в Москве.
Поэтому мне не нужна путинская пропаганда, чтобы понимать, какие настроения сейчас в Крыму. Я смотрю украинский канал espresso.tv – такой пропаганды никогда не было в России и вряд ли когда-нибудь будет.
Такая пропаганда была возможна только в гитлеровской Германии. Но поскольку мальчики и девочки, вывесившие в углу экрана надпись «Росiя оголосила вiйну Украiнi», называют свою деятельность журналистикой, мне никогда еще не была так близка и понятна точка зрения Михаила Леонтьева: «Я считаю журналистику мерзкой профессией, выбираемой ущербными людьми».
Мне достаточно посмотреть на лица их новых правителей, ради которых они стараются – Турчинова, Тягнибока, Яценюка. Они мне говорят больше, чем любая путинская пропаганда. Это не лица людей, это лица каких-то монстров.
Я прекрасно знаю без всякой пропаганды, что новые свободные люди, рожденные майданом, никакого права на Крым не имеют – ни морального, ни исторического.
Все двадцать лет, что существует псевдонезалежное государство Украина, оно и было настоящим захватчиком, подобно пауку впустив яд в действительно независимый Севастополь, но за все эти годы ей так и не удалось «растворить» его настолько, чтобы попытаться переварить, не подавившись.
Подавиться Севастополем история предписала майдану.
Когда кто-то сегодня спорит со мной о ситуации в Крыму, я понимаю, что для нормального человека здесь просто не может быть предмета спора, а с ненормальными не хочется спорить самому. К тому же, спор возможен только в одной системе координат, а у меня с теми людьми, которые бьются в экстазе от майдана, они разные.
Но есть единственный аргумент, перед которым голос моего разума ненадолго отступает: а как же – говорят мне оппоненты из числа бывших друзей и людей, на которых мне наплевать – погибшие ребята?
Так называемая «небесная сотня». Мол, пока ты, довольный жизнью гад, сидел в своей теплой квартире, люди умирали за светлые идеалы. И я признаюсь: да, этот вопрос заставлял меня задуматься. За одну только последнюю неделю я слышал его несколько раз, и в этом вопросе слышались укор и осуждение.
Я и сам говорю себе порой: что ж ты за человек такой, остановись в своей ненависти к майдану. Ведь там были разные люди, разных взглядов. Те, в чьих глазах я только «путинский раб» – человек без лица, быдло с мозгами, напрочь вычищенными Соловьевым да Киселевым – они ждут от меня однозначного ответа, что я ненавижу погибших на майдане, радуюсь их смертям, проклинаю их.
Но это не так. Мне жаль этих людей. Я сочувствую им и их семьям. Особенно семьям: потому что, когда разрушается семья под властью непреодолимых третьих сил (таких, как те самые снайперы) – это самое страшное, что может быть в мире. И, кстати, именно этим сейчас занимаются те, кого «небесная сотня» выпустила на арену.
Но как же так? Ведь они стояли там, на морозе, ночью, когда я смотрел на них в маленьком окошке онлайн-трансляции. И признаюсь честно – я «болел» против них.
Я радовался антитеррористической операции, потому что вместе с ней могло прийти спасение, если бы не трус Янукович. Да, они оказались храбрее него, но одной храбрости недостаточно, чтобы оправдывать этих людей.
На своем Майдане они сражались против меня. И, даже тысячу раз отдавая должное храбрости, я никогда не признаю их героизма, а тем более всей этой сакральности, которой наделяют их киевские сумасшедшие с автоматами в руках и московские сумасшедшие, вооруженные демотиваторами.
Они не были святыми, и от того, что погибли, святыми они не стали. Настоящие герои для меня – «Беркут», просто потому что справедливость была на их стороне. Я прекрасно помню кадры, когда после зачистки на Грушевского несколько беркутовцев поколотили сторонника майдана, а затем повели его, шатающегося, в сторону милицейского автомобиля.
К ним подбежали две женщины, видимо, мать и жена (или сестра?) избитого; они хватали беркутовцев за рукава и умоляли отпустить провинившегося. И те отпустили!
Трое людей еще долго стояли на площади, и «Беркут» проходил мимо них, но не трогал. Я много раз вспоминал эти кадры, когда просматривал другое видео. На котором сначала молодого беркутовца лишили глаза, а затем не пустили к нему врачей.
Эти люди, именем которых сейчас насильно называют площади на востоке Украины – они выбрали свою судьбу сами. Это их право.
Но вот выбирать судьбу для миллионов жителей Донецка, Крыма, Луганска, а также для губернатора Волыни или айтишника киевского офиса «Партии регионов» они никакого права не имели.
И в том, что теперь по всей Украине, объятой хаосом, страдают люди, и конца и края этим страданиям нет, они – в числе прочих и в равной степени – виноваты.
И смерть не искупает этой вины. Пусть они храбрые. Пусть кто-то из них действительно хотел лучшего.
Но они ушли, «небесная сотня», а мы остались, и нас больше. Если хотите – небесные тысячи, небесные миллионы, включая жителей Украины и российских сторонников помощи им (а таковых гораздо больше, чем истерично верещащих предателей – какая разница, кто выходит на «проплаченные» митинги, а кто нет).
И это мы теперь будем делать историю, а не та сволочь, которой «герои майдана» проложили дорогу. Как поется в известной песне: «Дальше действовать будем мы».
И если представить, что майдан все-таки когда-нибудь экспортируют в Россию (хотя здравый смысл подсказывает, что случится это нескоро, да и российский ОМОН уже научен уроками «Беркута»), жалость будет недопустима. Просто потому, что они – не пожалеют.
«Небесная сотня» – это, в некотором смысле, прививка от жалости. Я понимаю это уже сейчас, когда слушаю их рассуждения о Крыме. Слушаю и запоминаю.
Опубликовано в деловой газете «Взгляд»
(2014)
«Сколько стоит попасть в рай?»
Выставка достижений народного хозяйства в последний год СССР. Расширенная глава книги «ВДНХ: Мечта о прекрасном, несбыточном» в авторской редакции
В сентябре 1990 года Совет министров СССР постановил сохранить Выставку достижений народного хозяйства в общесоюзной собственности как единый выставочный комплекс. Хотя и столица, и РСФСР активно претендовали на перевод главного экспозиционного комплекса страны в их ведение. Этот эпизод в жизни выставки, показавшийся в смутные времена спасительным, на деле обернется выходом на финишную прямую – для той ВДНХ, какой она была задумана и построена во времена советского
