себе, а у меня на глаза наворачиваются слезы.
Я думала, что потеряла ее. Думала, что осталась совсем одна.
Я хочу рассказать Арии все, но подавляю свои слова, не желая плакать. Ей бы это не понравилось. Когда она отстраняется, то замечает слезы в моих глазах, но ничего не комментирует.
— Я думала, ты умерла, — бормочу я, и ее глаза ищут мое лицо, а я — ее.
— Нет. Хотя я усыновила монстра и тигра. — Ария смеется, и мы оба переглядываемся, когда раздается мурлыканье. Я замечаю тигра, движущегося среди других монстров, и тяжело сглатываю, не желая смотреть на него дальше после того, что случилось с последним тигром.
— Конечно, ты это сделала.
— А ты? — спрашивает Ария, ее голос суров и страшен. — Мне нужно их убить?
Я слышу Катона, но пока игнорирую его.
— Нет, нет, они были… милыми, — говорю я, желая рассказать ей все, но не зная, с чего начать. Я улыбаюсь, не в силах сдержаться, зная, что она получит от этого удовольствие не меньше, чем я. — Честное слово у меня все в порядке. Я вообще-то работаю.
— Конечно, работаешь, — повторяет Ария, заставляя нас обоих усмехнуться друг другу.
Мы просто две женщины из совершенно разных слоев общества, которых свела вместе случайность и связала боль и травма. Я никогда не думала, как важно для меня видеть, что с ней все в порядке, но сейчас я почти плачу от облегчения, так счастлива видеть дружелюбное лицо.
— У тебя храбрый человек, Акуджи. Я не хотел тебя обидеть. Я знаю, что имена важны для воинов и их товарищей. Я не знал, — говорит позади меня Катон, прерывая наш с Арией разговор.
Большой монстр, Акуджи, подходит к Арии сзади, и я сглатываю.
— Ну, теперь знаешь, — отвечает Акуджи, обнимая Арию и оттаскивая ее от меня, так что я неуверенно отступаю к Катону, нуждаясь в его силе. — Ты — подруга моего человека. Я рад, что ты не умерла. Она совсем с ума сошла, и я боялся, что она могла их убить.
Когда Ария смягчается, я смотрю на большого монстра и вижу, что в его глазах отражается та же любовь, что и в ее. Я улыбаюсь ему, и весь страх, который я испытывала к Акуджи, покидает меня. Невозможно быть плохим, если любишь ее.
— Да, я заметила это в Арии. Впрочем, то же самое относится и к ней. Возможно, я не такая сильная и не такая способная, как она…
Катон рычит, на что я закатываю глаза.
— Но я забочусь об Арии. Если ты причинишь ей боль, я постараюсь сделать все возможное, чтобы навредить тебе.
Акуджи ухмыляется моей угрозе, как и Ария, но кивает в знак уважения.
— Понял, человек.
Ария вырывается из его рук и обнимает меня.
— Ты должна рассказать нам все, что случилось. Серьезно, я так волновалась, и мне не нравится это чувство, — мягко говорит мне Ария, и я вижу, что ей тяжело далось это признание.
Мне трудно подобрать слова, ведь столько всего произошло, но я останавливаюсь на простых.
— Это касается не только нас с тобой, Ария.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает Ария, нахмурившись, очевидно, чувствуя тяжесть за моими словами. Я понижаю голос, чувствуя, как Катон приближается, но мне нужно выговориться.
Он не останавливает меня, да и никогда бы не остановил, но я прислоняюсь к Катону, нуждаясь в поддержке сейчас как никогда.
— Исследование, за которым меня послали, пропало не просто так. Катон забрал его. Он боялся того, что в нем содержится, и последствий того, что люди снова получат его в свои руки. — Это заставляет Арию приподнять брови, но я тороплюсь, желая рассказать ей все. — Содержащаяся информация, Ария… Она потрясла меня до глубины души. Это сделали люди, Ария. Они сделали их.
— Я знаю, — это все, что она говорит, и я на мгновение замираю, прежде чем покачать головой, нуждаясь в том, чтобы она поняла.
— Но это нечто большее, неудивительно, что они хотят вернуть эти исследования. Они пойдут на все, чтобы сохранить информацию.
— Талия, да говори уже, — требует Ария, явно желая получить от меня ответы.
— Это гораздо больше, Ария. — Я качаю головой, понимая, что, вероятно, выгляжу напуганной правдой, тем, что я найду, когда копну глубже. — То, что они сделали с ними, то, что они продолжают делать…
— К нам идут! — кричит кто-то, прерывая мои слова.
Арию дергают за Акуджи, а Катон тянет меня себе за спину, так что я едва могу видеть происходящее. Сквозь бреши я вижу, как к нам подъезжает человек на лошади — ну, то есть монстр. Лошадь — огромное черное чудовище, а монстр на ней — не менее страшный, со злобной ухмылкой с оскаленными клыками. На одном из глаз у него огромный шрам, и он белый по сравнению с другим черным глазом. Его тело огромно, больше, чем у любого другого монстра, и еще больше покрыто шрамами. Он также темно-красного цвета, выделяясь на фоне более ярких красных монстров. За его спиной — множество монстров с такими же шрамами.
Катон и Акуджи вместе защищают меня и Арию, которая отказывается трусить, как я.
— Самаэль, — приветствует его Акуджи, и Катон позволяет ему говорить, с удовольствием наблюдая за происходящим. Несомненно, Катон ищет слабые места, угрозы и разрабатывает стратегию защиты своего народа и меня.
— Акуджи, — с усмешкой приветствует монстр. — Спасибо тебе за нашего нового бойца, он хорошо вписался.
— Почему ты здесь? — требовательно спрашивает Акуджи, и я еще больше съеживаюсь, когда взгляд монстра останавливается на мне. В этом взгляде столько отвращения, что я даже вздрагиваю.
— Разве не было созвано собрание? Нас пригласили. — Самаэль ухмыляется, спрыгивая с лошади.
— Да, но ты никогда на них не приходишь, — смущенно отвечает Катон. Положив руку ему на спину, я придвигаюсь ближе, ища у него утешения и защиты. Ему нужно сосредоточиться, но я не в силах остановить себя.
— Ну, теперь мы пришли, — рычит Самаэль. Его голос темный, резкий и наполнен такой злобой и ненавистью, что бьет меня как хлыст.
Этот парень сильно ненавидит людей, но, похоже, он также ненавидит всех. Я никогда не хотела бы оставаться с ним наедине, это точно.
— И почему же? — спрашивает Акуджи.
— Потому что нам тоже интересно. А то, что рядом с вами стоят люди и не закованные в цепи, показывает мне, насколько вы слабы и насколько вам плевать, — усмехается монстр, вышагивая перед нами, как зверь в клетке, пока я прижимаюсь к Катону.
Катон тянется назад рукой,
