— Ты совершал в своей жизни поступки, о которых ты по-настоящему сожалеешь?
Он задумался на секундочку и ответил с полной уверенностью, даже не моргнув глазом:
— Я не могу простить себе убийство…
— Что?! — закричал я в ужасе, не поверив свои ушам. — Вот это попадос! — А он продолжил с чувством глубокого покаяния и даже с некоторой дрожью в голосе:
— …крысы… Я убил её в армии на пищевом складе — забил шваброй. До сих пор не могу себе простить эту неоправданную жестокость.
— И это всё? — спросил я разочарованно. — Прикалываешься?
Он ответил после некоторой паузы:
— Был ещё один спорный момент… Я долго каялся, что довёл свою жену до самоубийства, но потом Господь открыл мне глаза: не было моей вины в том.
— А ты можешь подробнее рассказать?
— А тебе зачем?
Я задумался: «И вправду — зачем мне это надо?»
— Понимаешь, Серёга… Мне просто интересны люди, и чужой нарратив мне всегда помогал разобраться в своих проблемах или хотя бы отвлечься от них.
И он поведал мне очень грустную историю:
— Я любил свою жену, но мы никогда не были счастливы, потому что она не любила меня. Каждый раз, когда мы ложились в постель, я чувствовал, что ворую её молодость и красоту, а ещё я чувствовал, что она врет. Потом она начала постоянно исчезать по вечерам. Возвращалась поздно, с запахом алкоголя. Сваливала всё на подруг: то день рождения, то у кого-то отпуск, то поминки, то обмывали новый холодильник, и всё — в таком духе. Я, конечно, верил ей и постоянно сидел с нашей маленькой дочуркой… А ещё знаешь, Эдуард, у неё постоянно бегали глаза, когда она со мной разговаривала. Однажды я спросил её: «У тебя кто-то появился?» — она устроила мне истерику, а потом закрылась в ванной и осколком блюдечка перерезала себе вены. Когда я взломал дверь, вся ванна была в крови: пол, стены, раковина, зеркало… Это было страшно. Потом была скорая помощь, больница, куда я таскал охапками цветы и апельсины. Я никогда не забуду этот опустошенный, ускользающий взгляд. Она долго лечилась в психушке и вышла оттуда другим человеком. На какое-то время бесы отпустили её, но не навсегда. На следующее лето мы поехали к ней на родину. Маленький сибирский городишко. Сперва всё было замечательно: тёща жарила грибы, постоянно лепила пельмени, тесть выставлял каждый вечер полбанки самогона и топил баню… Но идиллия продолжалась недолго: в один прекрасный вечер она пропала, даже на утро не явилась, и к обеду её не было. Все делали вид, что ничего страшного не происходит. Тёща, как всегда, лепила пельмени, тесть уехал на рыбалку, а младшая сестра с ухмылочкой поведала мне о том, что Ольга встретила какого-то Валеру, бывшего одноклассника, а первая любовь, как известно, не ржавеет…
— Ну а ты?! — воскликнул я, разматывая последний клубок терпения. — Я бы разнёс этот проклятый городишко по кирпичику!
— Ну я же не варвар, — спокойно ответил Серёга, глубоко затягиваясь и выдыхая дым через ноздри. — Я спокойно собрал вещи, потрепал дочурку по головке и поехал домой. Я никогда её больше не видел. Нас даже развели заочно. После развода я погрузился в упоительное пьянство.
— Послушай, Серега, — заговорил я после некоторой паузы; эта история произвела на меня неизгладимое впечатление. — Ты как-то странно себя вел… Индифферентно. Почему ты позволял ей гулять? Почему не выследил? Не поймал с поличным? Набил бы морду её хахалю, ей бы набил… Отвёл бы в конце концов душу. Установил бы статус-кво. А ты как-то всё пустил на самотёк. Вёл себя как прекраснодушный идиот. Неужели тебе не хотелось увидеть правду своими собственными глазами?
— А зачем? — спокойно ответил Шахторин. — Чтобы убить последнюю надежду? Понимаешь, любил я её, любил.
— Кого ты любил?! — Я даже подпрыгнул на табурете от злости. — Эту выхухоль?! Эту подлую мразь?!
— Так бывает, братишка, — ответил он с горечью. — Не дай Бог тебе подобной любви, ибо она даётся в наказание за наши грехи.
— Чур меня, чур! — И я три раза плюнул через левое плечо.
В окно пялилась любопытная Луна, заливая голубым светом наши окаменевшие фигуры. В слоях табачного дыма плавали зыбкие очертания серверных шкафов. По полу тянулись наши длинные тени. Гудела вентиляция, постепенно поглощая сизый туман.
— Ты сегодня домой пойдешь? — спросил Шахторин.
— А зачем? Меня дома никто не ждёт — только водка. Покемарю на диванчике в своём кабинете и пойду на длинные выходные, — ответил я и тут же добавил: — Ты знаешь, о чём я хотел тебя попросить?
— Нет.
— Мне нужен телефонный ретранслятор… Можешь спаять?
Он посмотрел на меня долгим вопросительным взглядом.
— А зачем тебе это надо?
Я ответил, состроив смущённую физиономию:
— Всегда хотел знать больше, чем мне дозволено.
— Странно… А я ещё подумал: к чему эти откровения?
— Нет, Серёжа, ты меня не переубедил… А напротив — я ещё больше убедился в правильности своей позиции.
— А ты помнишь, что сказал Соломон по этому поводу? — улыбнулся Серёга, обнажив свои тускло сверкающие железные зубы.
— Да всё я знаю, но мне очень нужно. Уж лучше чёрная смердящая тоска, нежели слепое неведение, а в сущности — тот же самообман. Помоги, если можешь, а я тебе хорошо заплачу.
— Не нужны мне твои деньги, — ответил Серёга. — Дело твоё… но я бы не советовал.
Он повернулся к монитору и взял в руки «мышь». Через Rambler он зашел на какой-то форум по радиотехнике и долго рылся в каталогах… Потом развернул на экране принципиальную схему какого-то устройства и с гордостью заявил:
— Ну вот, благодаря интернету я решил задачку за пять минут.
— Что это? — спросил я.
— УКВ-ЧМ-телефонный ретранслятор, — ответил он. — Простенькое устройство для прослушивания телефонных разговоров. Подключается параллельно в сеть в любом месте от коробки до телефона. Шарашит на расстояние от 100 до 200 метров. Сигнал принимается любым радиоприемником, но чем лучше приемник, тем качественнее звук.
В душе я ликовал: всё оказалось гораздо проще, чем я думал.
— Серега! Ну ты
