мне дорого: оно осталось мне от отца.
— Поверю, — ответил он и забрал кольцо.
VII
Господин де Сен-Совер слушал старого советника с благоговейным вниманием.
Тот немного помолчал, переводя дыхание, а затем продолжал:
— За долгую жизнь на службе я заметил, что у воров есть свое чувство чести — не такое, правда, как у других, но все-таки есть. Они сами держат данное слово и верят чужому.
Прошла неделя с того дня, как бандиты обчистили нас, потом позволили продолжать путь и я вернулся в Ла Пулардьер. И вот однажды вечером садовник доложил мне, что со мной желает говорить какой-то неизвестный.
Это был мой грабитель.
Я увидел человека лет шестидесяти, одетого, как зажиточный крестьянин, вида самого почтенного, какой только может быть.
Мой садовник его не знал, но я узнал: это был один фермер из-под Лурмарена.
Я впустил его к себе в кабинет, а когда мы остались одни, он протянул мне кольцо.
— Видите, я вам доверяю, — сказал он.
Я открыл ящик стола и достал сверток с золотом.
Он взял его, поклонился и хотел молча удалиться, но я остановил его и сказал:
— Друг мой, я вас обманул.
Он вздрогнул и беспокойно огляделся.
— Я обманул вас, — продолжал я, — сказав, что мне так уж дорого это кольцо: не потому я хотел вас видеть. А впрочем, будьте спокойны: здесь вы в безопасности и сможете уйти, как я и говорил вам. Присядьте.
Он остался стоять передо мной, но внимательно слушал.
— Друг мой, — сказал я, — я уже не служу правосудию и меня его дела не касаются. Я знаю, кто вы…
И назвал его по имени.
— Но будьте спокойны, — продолжал я, — я вас не выдам. Дурным вы ремеслом занимаетесь на старости лет, а ведь вы не в нужде живете.
— У меня долги, — сказал он. — Мой хозяин дожидается только конца срока, а там выгонит.
— Сколько вы должны?
— Семь тысяч франков.
— Что, если я вам их дам?
Он недоуменно уставился на меня.
— Слушайте меня, — сказал я. — Когда я был следователем, я предал суду присяжных человека, которого считал убийцей и который может оказаться невиновным. Я стар, хочу умереть со спокойной совестью, и, может быть, вы мне в этом поможете. Если я вам поклянусь, что никогда никому не назову вашего имени, что унесу с собой в могилу вашу тайну или, вернее сказать, ваше признание — вы мне поверите в другой раз?
— Поверю, — ответил он, спокойно глядя прямо мне в глаза.
— Тогда, — сказал я, — ответьте мне откровенно: вы всегда только грабили на больших дорогах? Вам не случалось проливать кровь?
Говорил я очень кротко, но тут устремил на него взгляд судьи, проникающий до глубин сердец преступников.
Он слегка смутился и ответил:
— Я понял, что вы хотите сказать, — ответил он. — Вы меня узнали по высокому росту. Ну что ж! Да, это я был главарем черных братьев и убил господина де Монбрена.
Несмотря на это признание, совесть моя была еще не вполне спокойна. Я пообещал этому человеку заплатить его долги. Кто мог бы мне поручиться, что он из жадности не взял на себя преступление, которого он не совершал?
Я хотел, чтобы он в мельчайших подробностях рассказал мне, как совершилась катастрофа в замке Монбрен.
Для этого я стал его допрашивать так, как будто по-прежнему был следователем.
Его ответы — ясные, четкие — в точности совпадали с фактами, которые я установил во время следствия. Этот человек и был настоящим преступником, а шевалье де Венаск, казни которого я требовал, был невиновен.
На этих словах советник Феро спрятал лицо в ладонях, словно изнемогая под грузом тяжелых воспоминаний.
Господин де Сен-Совер даже увидел, как по костлявой, пожелтевшей, словно ветхий пергамент, щеке покатилась слеза.
Советник еще помолчал и наконец сказал:
— Я заплатил долги этого человека и сдержал данное ему слово. Никто не узнает имени этого человека, и он, вероятно, умрет в своей постели.
Но когда умру я, в завещании моем будет несколько строк, окончательно оправдывающих шевалье де Венаска.
Господин Феро, глядя на племянника, продолжал:
— Теперь следи внимательно за моей мыслью. Некий человек произнес слова, заставляющие думать, что у него был другой мотив для убийства Жана де Монбрена, кроме грабежа. Никто не видел этого человека с открытым лицом. Никто и сейчас не может сказать, что это был господин Анри де Венаск.
— Но, дядюшка, — возразил господин де Сен-Совер, — у меня есть и другие показания.
— Какие же?
— Прежде всего, показания кучера дилижанса по прозвищу Гаво.
— Так! И что же он говорит?
— Во-первых, он утверждает, что узнал господина де Венаска по фигуре.
— А во-вторых?
— Во-вторых, он слышал разговор между ним и паромщиком Симоном на переправе.
— О чем же они говорили?
— Симон очень предан семейству Венаск.
— Это я знаю.
— Когда черные грешники переправлялись, капитан подошел к нему, а он тихонько сказал: "Ох, господин Анри, никогда бы я не подумал, что это вы! "
— А что ответил капитан?
— "Молчи, слишком длинный язык до добра не доводит".
— И Гаво подслушал этот разговор?
— Да.
— А Симон подтверждает?
— Сначала отрицал. Но именем закона и правосудия я велел ему поклясться на распятии сказать всю правду, и тогда он признался.
— Он видел капитана без капюшона?
— Нет.
— Но считает барона виновным?
— Да.
Они немного помолчали, после чего господин Феро спросил:
— Когда слушается дело?
— В эту сессию, то есть через две недели.
— Это невозможно.
— Но как же, дядюшка…
— Осторожно, осторожно, племянник! — сурово сказал старик. — Жизнь человеческая — не игрушка. Никто не имеет права требовать казни, пока сохраняется хотя бы самое слабое подозрение в невиновности. Дискреционные полномочия следователя позволяют вам требовать переноса этого дела на другую сессию, и вы это сделаете, потому что вскоре…
— Что — вскоре?
— Возможно, будет доказана невиновность господина де Венаска, и я помогу тебе это сделать.
— И вы верите в его невиновность, дядюшка?
— Верю, — ответил старик.
Твердость убеждения, звучавшего в его голосе, поразила господина де Сен-Совера, но нисколько не убедила.
Про себя молодой следователь подумал даже так: "Дядя оказался невиновен, старик ошибался — поэтому теперь и хочет оправдать его племянника, хотя тот и виновен…"
— Так что, — продолжал господин Феро, — обещай мне ходатайствовать о переносе на следующую сессию.
— Хорошо, дядюшка.
— А через неделю приехать в Ла Пулардьер.
— Хорошо, дядюшка, только…
— Там ты сможешь продолжать следствие, — закончил старый советник. — А я, как уже сказал, помогу тебе и тем, что знаю, и своим опытом.
Незадолго до рассвета дядя
