Как же давно то было.
— Скоро узнаю, — бесцветно отвечает Ден, выруливая на шоссе.
Изучает его лицо, шею, закусывает губу. Он потрясающе красив. Красив и далёк. Ей не верится, что меж ними есть искра, что этот мужчина может быть таким страстным, горячим, ласковым или нежным в зависимости от ситуации. И он же способен изломать её сердце на тысячу частей, если пожелает. Ему даже не придётся стараться: «ты мне больше не нужна» — достаточно, чтобы сравнять её с пылью под его ногами. Люди имеют свойство уходить из жизни, это происходит постоянно. Кто-то врывается в привычный поток, кто-то его покидает. То совершенно нормально. Ника не имеет привычки цепляться за знакомых. Но она не выдержит, если он исчезнет. Чувство, что тогда от неё не останется и пепла не покидает. Она настолько в нём увязла… Пути назад просто не существует, его обрубили, за спиной осталась лишь пропасть без дна. Рухнешь — воротиться не сумеешь.
— Что она здесь делает? — удивляется, когда они останавливаются у здания фирмы. Ксюша стоит у главного входа, опершись о дверь своей иномарки. Как всегда, одета с иголочки. Узнаёт их автомобиль, улыбается, шагает навстречу на высоченных каблуках. И как в них передвигается? Там шпилька сантиметров двенадцать. Правда, радость омрачается, стоит заметить Нику.
— Понятия не имею, — недовольно говорит Ден. — Подождёшь здесь или внутри? Я быстро. Отец уже должен был уехать на встречу.
Ей в последнюю очередь хочется идти на территорию компании. Дурные ассоциации. Не дай бог встретит Никольского старшего, кто его знает, вдруг задержался.
— Я останусь тут, — он кивает, раздаётся хлопок. Приближается к Ксюше. Их разговор совсем недолгий. Девушка меняется в лице, точно ей кислит на языке сок лайма. Следует к машине, оборачивается перед тем, как в ней скрыться, смиряет Нику самодовольным взглядом. Ей не нравится то, что мелькает в этих глазах. Словно она знает что-то, что неизвестно ей. И это «что-то» вряд ли несёт добро.
Вскоре истекают обещанные пять минут, затем десять, пятнадцать, полчаса. Она успевает прокрутить всё радио от и до, а Дена не видно. В груди разрастается волнение: сначала едва ощутимое, а после оно заполняет её целиком. Инстинкт кричит, требует сорваться следом. Она вцепляется в кожу сидения возле ягодиц, непроизвольно вгоняя ногти в материал. Он мог пострадать, попасться папаше, девица легко могла их подставить или сдать, будучи в курсе заговора.
Макс, конечно, болтун, но не стал бы так рисковать. Верно?
Когда Ника накручивает себя до пульсирующей боли в висках, его фигура показывается на выходе. Облегчение греет сознание, он цел, невредим, возвращается к ней. И только когда опускается рядом, она понимает, что что-то не так. От него веет арктическим холодом, маска вернулась на лицо, словно никогда его не покидала. Она надеялась больше не увидеть его таким. Не злым, нет. О! Лучше бы он злился, ругался, кричал. Но он пуст. Как мертвец, которому не о чем волноваться, нечего чувствовать, нечего терять. Ему снова всё равно.
Она тянет пальцы к его руке у коробки передач, он сбрасывает её ладонь. Черты заостряются, на радужке практически чёрной не разглядеть эмоций.
— Ден, — тихонько говорит она, заглядывая ему в глаза. Не смотрит на неё, вперёд только, сосредоточил внимание на дороге. Хоть бы секунду ей уделил. — Денис, — зовёт Ника полным именем. Не отвечает, сжимает челюсти плотнее, ей кажется, ещё немного и услышит скрежет зубов. — Что случилось? Отец? Это он, да?
— Замолчи.
Она вздрагивает, но не слушается.
— Поговори со мной. Пожалуйста, — жалобно выскуливает последнее слово, сжимая кулаки. — Мы решим, обязательно решим. Я прошу…
Добивается своего — он оборачивается. На чёрном мелькает раздражение, боль, обида, ярость, а после вновь пустота. Необъятная, густая. Проникает в её ноздри, лёгкие, мешая дышать.
— Закрой свой рот. Ещё слово и я выброшу тебя, суку, из машины, — не угроза, обещание. Так не грозятся убить, так дают клятву.
Сердце колотится, грозясь оглушить. Она не понимает, что происходит, почему он это говорит. Замолкает, видит: Ден на грани. До взрыва остаётся один щелчок зажигалки, провода уже накалены.
Делает шумной вдох через рот, силясь подавить панику. Не выходит. Она верила, что всё у них наладится, смогут, преодолеют проблемы внешние и внутренние. Что такого он мог выяснить, раз то вмиг сгубило недавнее тепло?
Она лелеет надежду на лучшее, пока они добираются до дома. Ден тронулся умом, если решил доехать за полчаса или угробить их к чертям собачьим. Он давит газ в пол, стрелка на спидометре стремится к ста шестидесяти. Ника суматошно хватается за ремень безопасности, позабыв о том, что застегнула его ещё в самом начале. У неё в горле образуется ком, растёт, пока не появляется тошнота от нахлынувших нервов.
Когда подъезжают к ограде, он резко даёт по тормозам, раздаётся громкий визг, от которого звенит в ушах. Дышит медленно, глубоко, закрыв веки. Она выходит первой, боясь оставаться с ним наедине в таком состоянии. Останавливается у входной двери, переминается с ноги на ногу и садится на ступеньку. Внутрь всё равно без ключа не попадёт.
Он приближается спустя минут сорок. Остывший, похожий на каменное изваяние. Бросает на неё короткий взгляд, от которого разом дохнут её мотыльки, их крылья обмерзают, не могут поддерживать полёт.
— Даю тебе четверть часа. Собирай вещи и уходи, — говорит спокойно, точно давно спланировал. Точно не было у них ничего. Ни поцелуев, ни стонов, ни нежных объятий.
Глаза увлажняются, но она не станет реветь. Не тогда, когда неясно, из-за чего он переменился. Поднимается, стараясь успокоить близостью, ласковым голосом, да хоть чем, но он отстраняется, отбивая её протянутую руку.
— Объясни, — собираясь с духом, шипит она, терпя давящее ощущение в глотке. — Я имею право знать, за что ты так со мной. Что изменилось?
Он усмехается невесело, судорога проходит по лицу, кадык дёргается.
— Если скажешь ещё что-либо, клянусь, я прикажу ребятам выставить тебя с голым задом. Где мать и дочь знаешь. Убирайся, — проходит мимо, словно они незнакомцы. Нить внутри неё натягивается и рвётся, мотыльки опадают иссохшими трупами к ступням. Её знобит.
Вот и всё, вот и нет у неё ничего. Или не было никогда. Он позволил находиться рядом, греться от его горячего тела, тёмной души. Захотел — приласкал, захотел — выбросил. Не лгал, когда заявлял, что тоже монстр. Монстр, как все они. И таковым его делал вовсе не вирус. Таковым он сам себя слепил.
Глава 16
Ника
В маминой квартире
